– Прекрасно. Тогда я уйду с вашего пути.
Я начал поворачиваться, но Дуглас заговорил:
– Если ты хочешь сделать заявление, Ворк, сейчас самое подходящее время.
Иностранные военные стажеры на практике в США.
Я повернул обратно, наклонившись вперед.
– Да пошел ты, Дуглас.
Дуглас не моргнул глазом.
– Ты не помогаешь себе, Ворк.
– Хотите заявление в письменной форме? – спросил я.
Дуглас нахмурился и. оглянулся на мой офис.
– Не говори с Джин об этом, – попросил он. – На ее долю пришлось достаточно. Я не хочу, чтобы ты впутывал ее в эти проблемы. Она сделала заявление под присягой, и это главное.
– У вас нет таких полномочий, Дуглас. Вы не можете приказывать мне держаться подальше от сестры.
– Тогда назови это еще одним предупреждением. Будешь вмешиваться каким-либо образом в расследование, и я наброшусь на тебя так, что не обрадуешься.
– Что-нибудь еще? – поинтересовался я.
– Да. Кое-что. Сегодня Хэмбли официально утвердил завещание вашего отца. Поздравляю.
Я наблюдал, как он шел назад. К моему офису. К моей жизни. Так, как это бывало раньше.
Он исчез внутри, и толпа сбилась у дверей офиса. Я был слишком разъярен, чтобы испугаться того, с какой легкостью гарантия безопасности моей жизни была разорвана в клочья. Снова ко мне были прикованы взгляды, но они не были любопытными. И это больше всего возмущало меня, вызывая отвращение. Все это были люди, которых я знал, люди, которые знали меня. И все же в каждом взгляде сквозило равнодушие. Я был больше чем подозреваемый. Я был осужденный, один во враждебном стане. Поэтому я ушел. Прошел квартал и возвратился на стоянку автомобилей позади здания. Я сел в кабину пикапа и уехал в неизвестном направлении.
В конце концов я приехал в парк, мой дом казался мне чужим. Он сверкал в жутком свете и принимал причудливые очертания на фоне свинцового неба. Там тоже были полицейские, не меньше дюжины, и соседи, подобно моим коллегам, собрались словно на банкет. Молва разлетелась по всему городу за какой-то час. Я видел на лицах выражение шокирующего недоверия, хотя затаенные эмоции там тоже присутствовали: мрачный трепет от ощущения того, что полный крах потерпел кто-то другой. Эзра выглядел как мученик, трудолюбивый блестящий поверенный, который вытянул семейство из бедности, чтобы в заключение получить такую награду. Я видел это. По их мнению, я убил его ради денег.
Я представил полицию в своем доме. Особенно ярко – Миллз, которая роется в моих вещах, ящиках стола. Осматривает все в моем туалете, под кроватью и на чердаке. Моя жизнь была бы раздета донага, снабжена ярлыком и помещена в мешок. Я знал этих людей, черт возьми! И теперь они копались в моих вещах, до которых никому не было дело, кроме меня. Анализируют, что я ел, что пил, какой зубной пастой пользовался. Рассматривают нижнее белье моей жены. Все это настолько бесило меня, что, вместо того чтобы уехать, я направился к дому. Барбара была там, прохаживаясь по подъездной дороге в панике и отчаянии.