– Собираешься сжечь свои внутренности, пьешь прямо из бутылки? – Он вручил мне стакан. – Почему бы нам не пойти в кабинет?
Мы прошли через холл в кабинет – маленькую комнату, отделанную темным деревом, с зелеными стенами и кожаными креслами-близнецами с двух сторон холодного камина. Я зажег несколько ламп, чтобы место не казалось таким мрачным. Доктор Стоукс сидел напротив меня и потягивал бурбон.
– Я бы не пришел, будь Барбара здесь, – проронил он и поднял одну ладонь вверх. – Но…
– Она ушла, – сказал я.
– Как оказалось.
Несколько секунд мы пили в тишине.
– Как поживает ваша жена, Стоукс? – спросил я, зная, насколько абсурдно звучит мой вопрос.
– Прекрасно, – ответил он. – Она играет в бридж.
Я посмотрел в глубь холодной коричневой жидкости, которой был наполнен мой стакан.
– Она была дома, когда полиция прибыла сюда?
– О да. Она все это видела. Трудно пропустить, действительно. Их было так много, и пребывали они здесь столь долго. – Он сделал глоток. – Я видел тебя в твоем грузовике, внизу у озера. Сердцем я был с тобой, мальчик. Я неловко себя чувствую, оттого что не спустился, но в то момент этого нельзя было делать.
Я улыбнулся старому джентльмену и его сдержанному высказыванию.
– Из меня была бы плохая компания, да.
– Мне жаль, что такое случается, Ворк. Ради чего все это? Я не верю, что ты это сделал, ни одной секунды. И я хочу, чтобы ты знал: если мы можем чем-нибудь помочь, ты должен только сказать нам об этом.
– Спасибо, сэр.
– Мы твои друзья. Мы всегда будем твоими друзьями. Я кивнул в знак благодарности за эти слова, и мы смолкли на мгновение.
– Ты когда-либо встречался с моим сыном Уильямом? – спросил доктор Стоукс неожиданно.
– Он кардиолог в Шарлотт. Я встречал его. Но вот уже лет пять мы не виделись.
Доктор Стоукс глянул на меня, а затем в свой стакан.
– Я люблю своего мальчика, Ворк, больше жизни. Он моя гордость и радость.
– О'кей.
– Потерпи меня сейчас. У меня еще не наступило старческое слабоумие. История движется, и в этом есть послание – О'кей, – повторил я, озадаченный.
– Когда мы с Мэрион впервые приехали в Солсбери, я сразу же открыл офис в Джонс Хопкинсе. Во многих отношениях я был полным идиотом, но в то время не догадывался об этом. Я любил медицину. Я любил все, что ее касалось. И я был нетерпелив, ты понимаешь, стремясь создавать клиентуру. Мэрион мечтала о том, чтобы у нас была семья. Она терпела мое постоянное пребывание в офисе, но она так же стремилась к семье, как я к своей карьере, и у нас появился сын.
– Уильям, – заявил я во внезапной тишине.