Следующим шагом было получить права на вождение автомашины. В условиях Канады, где нет паспортизации, этот документ служит удостоверением личности. Машину я водил вполне прилично. Права получить было несложно.
Теперь требовался заграничный паспорт Гордона Лонсдейла. Для этого надо было выехать в Торонто.
Молчаливо улыбавшийся Глен не скрывал огорчения, узнав, что постоялец уезжает.
— Пиши, парень, как пойдут дела, — просил он, тиская мою ладонь. — Если не понравится, возвращайся...
Мы выпили по стопке виски, по второй и, наконец, Глен вывел машину, чтобы самому отвезти меня на вокзал.
Деньги за квартиру он взял, не считая. Как-то виновато сунул в карман, смяв бумажки. Мне это было приятно. «Обязательно напишу», — решил я. И уже потом, когда находился в Англии, регулярно переписывался с симпатичным канадцем.
Интервью с героем книги
— Товарищ полковник, не сомневаемся, что читателей очень интересует, как получилось все-таки то, что вы называете спецкомандировкой? Верить ли нам вместе с ними вашей легенде?
— Моя легенда, как это ей и положено, осталась уже в прошлом.
— Тогда, пожалуйста, скажите то, что можете сказать. Почему выбор пал именно на вас?
— Это, видимо, было связано прежде всего с двумя обстоятельствами. Первое. Войну я провел в войсковой разведке, а значит, имел представление об этой работе. Второе. С детства сносно знал английский, читал и писал по-немецки и французски. Но это отнюдь не моя заслуга — в семье считалось естественным знать несколько языков. И мама, и папа — оба они научные работники, профессора (папа — физик, мама — медик) — с детства прививали нам любовь к языкам. Читать Шиллера и Шекспира в подлиннике считалось столь же естественным, как, скажем, Пушкина по-русски... Ну, кому придет в голову знакомиться с ним по французскому переводу... Кстати, сделанному отлично...
— Язык давался вам легко?
— Вы понимаете, в детстве нет проблемы языка. Память впитывает все, что ей предлагают. Учишься незаметно... Если б и остальные науки постигать так... Увы...
— Годы, которые вы провели в Англии, вы, естественно, и говорили, и думали по-английски. А сейчас?..
— У меня на сей счет своя теория. Я считаю, что человек думает не словами, а отдельными понятиями, какими-то иными, нежели слово, категориями, оформляя их, конечно, в слова... Проследите, как вы думаете, и вы убедитесь, что я прав. Почему мы убеждены, что думаем на родном языке? Да просто потому, что, когда слабо знаем чужой язык, в разговоре сначала строим фразу на родном языке, а потом переводим ее.
Любопытно, что, когда я вернулся на Родину, первое время русский у меня несколько «задерживался» — я подзабыл какую-то часть своего словаря. Но это все быстро восстановилось.