Джентльмены улыбнулись, закивали. Шутка понравилась.
Все, о чем говорил сейчас Саймонс, было мне давно известно, но я поймал себя на том, что с интересом слушаю английского профессора. Видимо, пропускать его лекции не стоило.
Заканчивая, Саймонс сообщил, что кроме языка им предстоит изучать современную историю Китая и китайскую философию. Последний предмет будет факультативным, достаточно сдать по философии зачет без оценки.
Первый университетский день закончился так же бесцветно, как и начался. Звонок известил, что время, отведенное на лекции, истекло, и студенты чинно и неторопливо встали из-за столов.
Плотно закутавшись пестрым шерстяным шарфом, вдыхая сыроватый воздух, я зашагал домой.
До «Белого дома» было минут двадцать не очень быстрого хода. Торопиться было некуда, и я двинулся пешком. Шаг у меня был быстрый, хотя я довольно заметно переваливаюсь с ноги на ногу, слегка выворачивая носок.
Дождь все еще накрапывал, в который уж раз за этот день омывая столицу. Улицы однообразно блестели лужами, мокрыми крышами сонно приткнувшихся к тротуарам автомобилей, мокрыми, в основном черного цвета, зонтами редких прохожих.
Но дождь не мешал мне иногда останавливаться у витрин лавок и магазинов — отнюдь не для того, чтобы убедиться, что за мной никто не наблюдает (хотя это вовсе не исключалось), а совсем из иных побуждений.
Здесь я был студентом, студентом из Канады, и роль, которую я исполнял и которая постепенно становилась моим вторым «я», подчиняла все мои действия, всю мою жизнь своим железным требованиям.
Свернув за угол, я очутился у витрины большого книжного магазина. Студенту полагалось интересоваться книгами, и на пару минут я застыл у стекла, за которым пестрели глянцем и красками новенькие томики. (Потом у меня вошло в привычку — после занятий заходить сюда и рыться в книгах.) Я отметил несколько новинок, выставленных в витрине. Книги стоили баснословно дорого, зато, как и везде в Англии, к полкам был свободный доступ и листать их можно было сколько угодно.
Дальше мой путь проходил мимо уютного серого особняка, в котором, как об этом извещала начищенная до блеска медная табличка, размещалась редакция журнала «Экономист». В то время я еще не был знаком с издательским делом и искренне удивлялся, что этот всемирно известный журнал отвел себе столь скромное помещение.
Еще несколько шагов по узкому, всегда темноватому переулку, и передо мной возникла унылая темная глыба кинотеатра «Одеон». Как ни странно, но это имя носил еще добрый десяток подобных заведений в Лондоне. Построенный по типовому проекту еще до войны, в эпоху расцвета западной кинематографии, киногигант сейчас, как и другие кинотеатры, еле сводил концы с концами, дважды в неделю меняя программу, — лондонцы предпочитали вечера у телевизора.