За месяцы, прошедшие со дня, когда Тристан предложил эту авантюру, она искренне привязалась к стареющему джентльмену. Ей нравились его едкие комментарии, и девушка наблюдала, как он относится к миру в целом – с непоколебимостью и равнодушием к мнению других. А ему в ней нравилось то, что он называл «искренностью», которая на самом деле была простым недостатком знаний и молчаливой готовностью признать, что ей ещё многому нужно научиться. Но вдвоем они составляли неплохую пару, и всегда с пользой проводили время вместе.
– Какой милый вечер нам предстоит провести, – ласково сказала она, прикусывая нижнюю губу.
Отороченный белым мехом капюшон обрамлял её лицо, а ткань тяжелого пальто была расшита золотой нитью по всей длине.
Лонгхорн улыбнулся ей, и огонек – хотя, возможно, это был лишь отсвет огней ресторана позади них – зажегся в его глазах. Затем вновь появился Роберт, ведущий в поводу лошадей, которым придется их везти. Он открыл двери коляски и помог Каролине забраться внутрь, задержался на минуту, чтобы накрыть её колени шерстяным пледом, и вновь вышел на улицу. Там слуга обменялся парой слов с хозяином, а затем Лонгхорн присоединился к Каролине в коляске, со щелчком закрыв за собой дверь.
– Да, вечер был приятным. – Лошади тронулись, и Каролину дернуло вперед при этих словах, произнесенных Лонгхорном. Что-то в его тоне ей не понравилось. – Приятным. Но, боюсь, я немного переел этого тяжелого соуса, да и мы с тобой слишком часто ложимся очень поздно, дорогая. Ты не будешь возражать, если сегодня мы поедем домой пораньше? Сможем выпить по бокалу мадеры в моем номере…
Сердце Каролины сжалось, и радостное настроение пропало. Внезапно дом Лиланда Бушара на Восточной Шестьдесят третьей улице – она несколько раз проходила мимо него, утверждая, что восхищается архитектурой квартала – показался ей единственным местом в городе, в котором кипела жизнь. Там находилась её подруга Пенелопа Шунмейкер, ловя на себе восхищенные взгляды всех молодых людей, хотя собственные дарила только своему ослепительному мужу, искрились пузырьки в шампанском, со всех сторон слышались остроумные замечания, из-за которых ни на минуту не умолкал смех.
Каролина ужасно расстроилась, и ухватилась бы за малейшую возможность, но перечить не осмелилась. Кучер уже получил указания и теперь неумолимо вез их в тот же самый отель, где, внезапно подумалось ей, они проведут все отпущенные им ночи в непрерывном круговороте мадеры и однообразия. Нижняя губа Каролины задрожала от сожаления, но её спутник, уже закрывший глаза, слишком устал, чтобы это заметить.