Пенелопа широко улыбнулась и швырнула окурок в камин.
– Поиграй с мышкой, Грейсон, но на этот раз пожёстче, хорошо? Заставь её полюбить тебя так, чтобы потом она жалела об этом вечно. – Грейсон поставил обе ноги на пол и оперся локтями на колени. – Я знаю, что ты разбил сердца многих женщин. – Пенелопа поняла, что он готов принять её предложение, и позволила себе заговорить немного покровительственным тоном. – Это будет весьма несложно сделать.
Пенелопа вновь присела на канапе, взяла хрустальный бокал брата с небольшого столика в стиле эпохи Регентства и сделала глоток. Должно быть, Грейсон вконец отчаялся, поскольку не обратил внимания на оскорбительный намёк и сосредоточенно смотрел на неё.
– Как скоро ты сможешь достать денег?
Пенелопа великодушно открыла большие глаза.
– О… Как только ты согласишься разрушить флёр невинности вокруг малышки Ди. – Она подмигнула ему с присущим ей огоньком в глазах. – Да, Грейсон? Не пытайся вести себя слишком прилично. Будет намного веселее, если все, – говоря так, Пенелопа подразумевала Генри, – узнают, что младшая мисс Холланд скомпрометирована.
Мисс Диана!
Когда бы я ни пришёл, вас вечно нет дома.
Когда бы я ни послал вам записку, вы словно исчезаете.
Когда вам надоест меня мучить,
пожалуйста, навестите меня в особняке Хейзов.
Г.С.Х.
Диана посмотрела в окно на неизбежный снег, падающий во внутренний дворик. Она убрала с носа выбившийся из прически локон и подумала о том огромном чувстве, все ещё теплящемся внутри неё, невзирая на перенесенные многочисленные удары судьбы. Теперь было ясно, что все эти долгие месяцы она обманывала себя – и всё равно тосковала по Генри. Думая о нём, она вспоминала волны во Флориде, которые днём качали её на самом деле, а позже ночью в постели – вызываемыми в памяти ощущениями и тихим шорохом вдали. Генри был похож на волны – он всё ещё раскачивал её даже спустя столько времени после расставания. Диана устала от этого и закрыла глаза.
Она всем весом хрупкого тела прислонилась к оконной раме, пытаясь представить, как было бы здорово превратить всю свою тягу к Генри Шунмейкеру в плотный шар из газет и беспечно бросить его в один из костров, зажигаемых бездомными на углах улиц в такую погоду. Тоска станет пеплом, а после на него упадут мягкие снежинки, тающие и превращающие золу в ничто. Открыв глаза, Диана поняла, что это лишь несбыточная мечта. Она раздраженно ахнула и спрыгнула с подоконника. Где-то в доме из угла в угол, словно привидение, сумевшее остаться среди живых, ходила Элизабет, и сжимала и разжимала руки мать. Все жители дома номер семнадцать были поглощены своими делами, и Диане без труда надела теплую одежду и выскользнула из парадной двери незамеченной.