– Вы все можете идти, – сказала она и протянула шляпу горничной, даже не взглянув в её сторону.
Та взяла маленькую бархатную шляпу с пером и ступила с платформы на пол, покрытый испанским паркетом. Направляясь к двери, она посмотрела на Генри взглядом, который он расценил как умоляющий. Служащие гостиницы вереницей потянулись мимо него к двери, и каждому проходящему мимо он вкладывал в руки монеты. Консьерж воровато улыбнулся ему, что лишний раз подтвердило, что Шунмейкер нагрубил жене на глазах у слуг, затем почтительно кивнул и вышел из комнаты, закрыв за собой тяжелую бронзовую дверь.
Когда они остались наедине, Генри заметил, что из французских дверей, ведущих на террасу, веет теплым ветерком. Пенелопа стояла там, выпрямив спину и глядя вдаль, но, даже не видя её лица, он усмотрел в её позе своеобразный вызов. Не было сомнений, что все её помыслы направлены на то, чтобы навсегда удержать его вдали от Дианы, и его кровь вскипела от мысли, что возлюбленной могут причинить боль.
Генри снял пиджак и небрежно бросил его на банкетку из атласного дерева. Он пошёл в сторону террасы, чувствуя какую-то беспокойную враждебность. На ходу он расстегивал манжеты, и, проходя мимо декоративного столика у двери, уронил на него золотые запонки с монограммой. Они со стуком упали на мраморную поверхность, и от этого звука оба Шунмейкера вздрогнули.
– Генри?
Пенелопа повернулась, чтобы оценить положение, и хотя её голос звучал задумчиво и вопросительно, в нём чувствовался явный злой умысел.
– Что такое?
Они смотрели друг на друга, разделенные несколькими метрами блестящего пола, оба напряженные и настороженные. Всю мебель, находящуюся между ними, в этот день натерли до блеска, и теперь она сияла роскошью в угасающем свете дня. Когда Генри принялся расстегивать верхние пуговицы рубашки, которая была на нем с самого утра в поезде, его пальцы двигались с почти воинственным напором. Гнев Пенелопы так же ясно выражался в подергивании её густых черных ресниц.
В конце концов, она положила руку на бедро и всем телом выразила смысл своих последующих слов:
– Ты же знаешь, что мы оба не заинтересованы в досужих сплетнях слуг.
Он коротко выдохнул и шагнул навстречу жене, словно готовясь возразить ей. Но она была права, и Генри не мог забыть ангельскую веру, с которой Диана ждала поцелуя в тамбуре поезда. Неважно, как сильно он в данный момент ненавидит свою жену, ему нельзя действовать сгоряча, поскольку в опасности находилась не его репутация.
– Я бы не стала рассказывать, что мой муж как-то раз обесчестил одну из девиц Холланд, но если ты меня вынудишь, я это сделаю, – многозначительно произнесла она. Каждое слово рассекало воздух, как остро отточенная шпага. – Будет прискорбно, если из-за твоей глупости эти сведения случайно узнает какая-нибудь горничная. Не думай, что я не заметила, как ты рад, что твоя бывшая любовница поехала с нами.