На мою очередную попытку отвернуться, Гремучий еще глубже запихнул ствол.
И - у-у-у-у! - это был неправильный ход!
Зря ты это сделал, дядя. Зря побеспокоил мой рвотный центр. Ведь делать это человеку, желудок которого доверху наполнен калмыцкой бодягой, очень нежелательно. У меня даже не было рвотных порывов - кислотно-ядерная смесь поднялась по первому же зову. И я блеванул Гремучему прямо в пистолет. Воняющая желудочным соком и спиртом жижа фонтаном забрызгала руку, отборные ляпцы полетели ему в лицо. Он непроизвольно отдернулся, убрал изо рта пистолет и замер в позе блондинки, которой на грудь выхлюпнули ведро помоев. Растерянность, злоба и непонимание как кадры диафильмов сменялись в его глазах. Вторую волну блевоты я специально подбросил как можно дальше, издав при этом такой страшный звук, что казалось, вслед потянутся изо рта кишки.
Он был готов меня убить прямо здесь, не дожидаясь пока мою "тугую задницу" обработают его друганы с базы. Но прежде ему следовало с меня слезть, если не было желания окончательно стать облеванным с головы до ног. Ругнувшись и ударив в бешенстве меня рукоятью пистолета по голове, он вскочил, в спешке бросил оба оружия на кровать, сорвал с кровати махровое полотенце и принялся избавляться от розово-желтых ляпцев на лице, руках, форме. Внутри него, под толстой прослойкой привыкания, все еще тлели остатки человека из прошлого. При выборе варианта быть ли ему облеванным, но держать меня или выпустить меня и очиститься, он выбрал, конечно, второй вариант.
- Ах ты ж, брыдота, ля! Ты посмотри, а? Ур-род, ля... Ну чо, облегчился, скиняра е*учий? Сейчас я тя... сейчас...стать
Это был мой шанс. Второй. Чем тут рисковать? Жизнь моя итак уже на фонаре болтается, вопрос только с глазами я там повисну или нет.
Плавно перевернувшись набок, спиной к Гремучему, и издавая такие звуки будто меня еще рвет, я внутренне сосчитал до одного. Выбрал момент максимальной отвлеченности, когда "дог" стал к окну лицом, усиленно стирая с лица блевотню и словно чудодейственный приговор бормоча под нос проклятия. Левой ногой я выстреливаю перед собой, словно собираясь выполнить элемент нижнего брейка. Без рук встать тяжелее, но оттолкнувшись локтем, мне удается принять вертикальное положение. Гремучий реагирует в тот же миг. Я стою уже на одном колене, словно собираюсь признаться в любви кому-то в коридоре. Отбросив полотенце, он хватается за оба оружия. Понимает, что сейчас начнется вторая часть Марлезонского балета, и, возможно, придется побегать - неразумно в таком случае оставлять ствол в номере. Но пока он отвлекается на подбор оружия, я уже беру низкий старт.