Назарова разлила заварку и добавила кипяток. Слушая Андрея, она тихонько вращала чашку в пальцах.
– То, о чем говорит Валера с ваших слов, очень личное. И давно написано другими.
– Я в этом ничего не понимаю. А что Ушкин за человек?
– Не думаю, что он поможет. Свой нашумевший «Престидижитатор» он списывал с себя…
– Не читал.
– Он описывает бездарного завистника, который расправляется со своими даровитыми учениками. Кому-то такая откровенность нравится. Принято считать, что автор это не его герой…
Назарова бесшумно положила на блюдце ложечку, оправила розовый свитер ручной вязки и янтарные бусы, и подошла к окну, ржавому от уличной копоти. Через дорогу экспрессионистскими мазками мутнел бульвар.
– Подойдите. – Андрей подошел. – Видите нищего в стареньком пальтишке? Я специально его высматривала.
На аллее бородатый бродяга клянчил у прохожего мелочь.
– Это наш бывший студент! Он приходит сюда каждый день. Ушкин приказал охране не пускать его во двор института. Но мы выносим ему поесть. Денег не даем: пропьет. – Назарова помолчала. – Талантливый был парень. Это он придумал Ушкину прозвище, простите, обрезанный Пушкин. Иначе как Иудушка Головлев он его не называл.
– Почему?
Они вернулись в закуток.
– Ректор предложил ему стать старостой курса. Рассказывать о недовольных. Якобы для того, чтобы вместе работать над ошибками. Парень отказался. Он дружил с кафедрой иностранных языков. Свободно говорил на немецком, английском, французском. Там открыто презирали Ушкина. Тот поделать с ними ничего не мог: мужья преподавателей – дипломаты и разведчики. Они советовали женам сторониться нового ректора. – Назарова пригубила чай. – А потом этот студент представил на кафедру творчества повесть, как проект дипломной работы. Ушкин по совместительству руководит и там. Повесть к защите не допустили. Парень попал в психушку. Затем его перевели на заочку. Он бросил учебу и запил. Рукопись и черновики исчезли. В усадьбе много легенд о неудавшихся судьбах. Но эту повесть я читала.
– И что в ней?
– Некий литератор предлагал надзирающим органам шпионить за коллегами, взамен на литературную карьеру. В тексте, со слов студента, назывались подлинные имена жертв, кличка провокатора. Конечно, разоблачениями давно никого не удивишь. А шестидесятые годы это не тридцатые. Тем не менее…
– Словом, не поможет?
– Трудно сказать. Господа из известного ведомства были у него. А Валера до сих пор там.
– Ваш ректор не всемогущ…
– А почему они так вцепились в эту историю и, причем тут повесть?
Андрей пожал плечами, подумал и рассказал о детях священника и прокламациях.