— Да, карандаши.
Улучив минуту, Пег крепко обняла Уильяма Генри и прижалась губами к его широкому белому лбу. Словно понимая, что это единственный подарок, который может преподнести ему мать, Уильям Генри вытерпел объятия и даже ответил на поцелуй.
— Наш папа самый лучший, правда? — спросил он.
— Да, — подтвердила Пег, тщетно ожидая, что ее назовут самой лучшей мамой. Год назад равнодушие сына вкупе с подобным замечанием вызвало бы в душе Пег прилив ненависти к Ричарду, но с недавних пор она поняла, что ее ненависть ничего не изменит. Значит, остается только соглашаться с мужем и угождать ему. Уильям Генри обожает его. О чем еще может мечтать женщина? Ее сын и муж нашли общий язык.
В самом начале нового, тысяча семьсот восемьдесят четвертого года Ричард отправился на Нэрроу-Уайн-стрит, посетить завод мистера Латимера.
Похожее на амбар строение на Нэрроу-Уайн-стрит было сложено из обтесанных глыб известняка, почерневших от копоти; по его фасаду располагался ряд громадных, окованных железом дверей, из которых обычно вырывались грохот, жар и клубы дыма.
Как странно! Все двери были заперты. Праздник для рабочих Латимера, которым не платили с самого Рождества, выдался слишком длинным. Пройдя вдоль здания, Ричард подергал все двери по очереди, но безуспешно, а потом обогнул завод со стороны узкого переулка и нашел одну открытую дверь. Внутри строения его встретила гробовая тишина; печи были потушены, горны пусты, огромная паровая машина застыла неподвижно в окружении станков.
Покинув завод, Ричард направился к Фруму, воды которого выглядели такими же серыми и хмурыми, как зимнее небо.
— Ричард! Ричард!
Обернувшись, он увидел, что к нему спешит кузен Джеймс-аптекарь, ломая руки.
— Дик сказал, что ты здесь… Ричард, какой ужас!
Ричард уже все понял, но все-таки спросил:
— В чем дело, кузен Джеймс?
— Латимер пропал! Сбежал с нашими деньгами!
Дубовый причальный столб, сохранившийся, должно быть, еще со времен древних римлян, торчал у берега реки. Прислонившись к нему, Ричард закрыл глаза.
— Значит, он болван. Его поймают.
В ответ кузен Джеймс-аптекарь разрыдался.
— Кузен Джеймс, полно! Это еще не конец света, — принялся утешать его Ричард, обнимая за плечи, подводя к каменной глыбе и усаживая на нее. — Прошу тебя, не плачь!
— Не могу! Во всем виноват только я! Если бы не я, ты сохранил бы деньги. Я могу позволить себе расплачиваться за собственную глупость, но то, что ты потерял все, несправедливо!
Не чувствуя никакой боли, кроме беспокойства за любимого родственника, Ричард смотрел на Фрум, ничего не видя. Потеря денег не шла ни в какое сравнение со смертью малышки Мэри. Деньги — это дело наживное.