КОНЕЦ СВЕТА
Полковник
– Я думаю, вернуть свою тень тебе уже не удастся, – говорит мне старый Полковник, поднося к губам чашку с кофе.
Как и многие, кто всю жизнь отдает приказы, Полковник разговаривает, держа спину прямо и выставив подбородок вперед. Однако в нем не чувствуется ни спеси, ни стремления повелевать окружающими. После многих лет в армии у него осталась только прямая осанка, любовь к дисциплине и неиссякаемый арсенал воспоминаний. Для меня Полковник, можно сказать, – идеальный сосед. Всегда приветлив, спокоен. Да еще и отличный шахматист.
– Страж верно говорит, – продолжает он. – Ни теоретически, ни практически у тебя не остается никаких шансов. Жить в Городе с тенью нельзя. А покинуть Город, однажды попав в него, невозможно. Говоря по-военному – для обратного маневра места нет. Все входят, никто не выходит. По крайней мере, пока Город окружает Стена.
– Но я не думал, что потеряю тень навсегда! – жалуюсь я. – Я-то полагал, это лишь на время. Никто мне не объяснил...
– А здесь никто ничего не объясняет, – говорит Полковник. – Этот город живет по своим законам. Что ты знаешь, чего не знаешь – Городу все равно. Жаль, конечно, что у тебя все так вышло...
– Но что будет с моей тенью?
– Да ничего особенного. Поживет какое-то время там. Пока не помрет. Ты видел ее с тех пор?
– Пока нет. Ходил проведать несколько раз, да Страж не пускает. Говорит – из соображений безопасности,.
– Ну, что ж… Ничего не поделаешь, – качает головой старик. – Все-таки присматривать за тенями – его работа. Он за них отвечает. Тут я тебе ничем не помогу. Нрава он крутого, других никогда не слушает. Остается только ждать, когда у него изменится настроение.
– Так я, пожалуй, и поступлю, – киваю я. – Но все-таки… Чего именно он боится?
Допив кофе, он ставит чашку на блюдце, достает из нагрудного кармана платок и вытирает губы. Как и его мундир, платок далеко не нов, но безупречно чист и отглажен до совершенства.
– Того, что вы с твоей тенью будете цепляться друг за друга. Тогда ему придется вас заново расцеплять...
Он вновь сосредоточивается на игре. Эти шахматы немного отличаются от тех, что я знал, – и правилами, и фигурами, – так что старик побеждает в них чаще.
– Моя обезьяна ест твоего епископа, не возражаешь?
– Вперед! – соглашаюсь я. И, передвинув стену на левый фланг, отрезаю его обезьяне путь к отступлению.