Другие тени Земли (Силверберг, Дилэни) - страница 324

Мышонок почувствовал, как корабль дернулся: парус Катина хлопнул.

Катин испуганно закричал:

— Я больше не вижу! — крик перешел в слезы. — Я ничего не вижу!

Мышонок скорчился на койке, закрывая глаза руками, плечи его затряслись.

— Мышонок! — рассердилась Тай. — Черт возьми, мы уже потеряли один парус! Отпусти немного свой!

Мышонок, ничего не видя, приспустил свой парус.

“Рух” удалялся от звезды, а “Черный какаду” падал на нее.

И это была Нова.

* * *
(Окраинные Колонии. Полет “Черного какаду”. 3172 год)

Ведущий свой род от пиратов, обгоревший в огне, называемый грабителем, убийцей, вором.

Стерплю.

Я возьму все призы одним махом и стану человеком, лишившим созвездие Дракона его будущего. То, что это будет сделано, чтобы спасти Федерацию Плеяд, не умаляет моего преступления. Сильные люди могут, в конце концов, совершать великие преступления. Здесь, на “Черном какаду”, я навсегда потерял свою любовь. Я говорил ей однажды, что такие не приспособлены для осмысленной жизни. Ни для осмысленной смерти — это смерть, единственный смысл которой в том, чтобы предотвратить хаос. И они умерли… Такая жизнь и такая смерть уменьшает значимость, снимает вину с убийцы и ореол — с героя. Интересно, как другие преступники оправдывают свои преступления? Опустошенные миры порождают опустошенных сыновей, способных лишь к игре или драке. Достаточно ли этого для победы? Я разрушил одну треть Вселенной, чтобы поднялась другая, и еще одна балансировала на краю. И я не чувствую на себе греха. Может быть, оттого, что я свободен и зол. Ну, хорошо, я могу теперь оплакивать ее, смеясь… Мышонок, Катин, кто из вас теперь слепец, не могущий видеть меня победителем над этой звездой? Я чувствую, как огонь давит на меня. Как ты, Дэн, я буду балансировать между рассветом и вечером, но призом моим будет полдень!

* * *
(Окраинные Колонии. Новая Бразилия-2. 3172 год)

Темнота.

Молчание.

Ничто.

Затем забрезжила мысль:

“Я думаю… Так или иначе, я… Я — капитан Кроуфорд?” — он старался не думать об этом. Но мысль была им, он был мыслью. Не за что было уцепиться.

Мерцание.

Колокольчик.

Аромат тмина.

Это было начало.

Нет! Он зарылся в темноту. В ушах еще стоял чей-то крик: “Вспомни Дэна!”, в глазах — картина поплывшего оборудования.

Слабый звук, запах, мерцание сквозь сомкнутые веки.

Он подумал о бессознательном страхе, об огненном потоке ужаса. Но страх уже исчез из сердца, и участившийся пульс толкал его наверх, туда, где ждало его величие умирающей звезды.

Сон был убит.

Он задержал дыхание и открыл глаза.

Перед ним мерцали пастельные краски. Мягко нанизывались друг на друга высокие аккорды. Тмин” мята, кунжут, анис.