И все же что-то, видно, Трощилов не рассчитал. Наверху раздались боцманские, дзинькающие подковками сапоги, и Кутузов распахнул дверь. Мгновенно выделив Трощилова среди остальных, он тем не менее ничего ему не сказал. Проходя к столу, раскрыл занавеской Ковшеварова, третьего по значению водолаза.
- Гриша, вставай! В карты перекинемся.
Ковшеваров, узкий и длинный, словно вытянутый одной костью под широкую перекладину плеч, откинул одеяло, показав матерчатые, в цветочках, трусы, и, спускаябосые ноги на пол, сказал Трощилову, который сидел неподалеку и мог его стеснить:
- А ну-ка брысь...
Трощилов отодвинулся.
- Сон приснился, - Ковшеваров влез в старенькие шаровары.-Тащили девку из воды.
- Красивая?
- Да... не заметил.
- Ну и что?
- Спасли.
Голос у Ковшеварова был спросонок какой-то рыдающий и давал странный контраст его поджарому, заряженному опасной силой телу и такому же недоброму, хмурому лицу. Это был не основной его голос, а эпизодический. А настоящий его голос был другой, густой и крепкий, как у московского диктора. Из-за такого голоса он был среди своих обеспечивающим водолазом: в воду не спускался, а дежурил на телефоне, отвечая за связь и за подачу воздуха на глубину. Это был самый зловещий человек, кого Трощилов знал.
- Говорят, в пароходе девка была, - Кутузов смотрел, как Шаров раскидывает карты. - Может, сон в руку?
- Если в пароходе, то ей все.
- Ни одного случая, чтоб спасли?
- Не помню.
- А пароходы, - спрашивал Кутузов, поигрывая небольшим плотницким ножиком с красной рукояткой, - поднимали?
- Не было при мне.
- Да-а...
- Сегодня я подниму, - сказал Ильин. - Специально для тебя.
- Ты его еще найди.
- Если захочу, захочу...
- За шабашку я бы пароход взял, - высказал свое мнение Ковшеваров. - А что? На ледоколах водолазы спят, а пятьсот рублей отдай! Пусть положат на троих, тогда.
- Счас, положили...
Играя, они продолжили разговор о снах.
Ильин все порывался что-то вспомнить, лицо у него становилось сентиментальное. А дальше этого выражения дело не шло. Юрка, если и видел что, должен был запомнить точно. Придумывать он не умел. Зато боцман Кутузов мог видеть любые сны.
- Приснилось, что сплю, - рассказывал он. - А вокруг много моряков, И все прут на "Шторм". Я кричу: "Ку-да вы?" А сам думаю: "Что-то тут не то..." - и остался на причале. А "Шторм" отошел, идет, а потом - раз! - стал тонуть и утонул.
- Не видел где?
- Деньги на четверых!
- Ишь ты, спекулянт...
- Значит, утонул, - продолжал Кутузов, раскорячась на стуле. - И тут подходит ко мне Герман Николаевич, мой старый капитан. Подает руку, вот так: "Здоров, Кутузов Валентин. Ты кто?" - "Я боцман ваш". - "Будешь, говорит, за пароход умирать". И раз! - бегут эти, с лопатами... А я думаю: "Ну, хорошо, пускай я, а как же моя Лида, мой сынок Андрюшенька?.."