И обратил свои взгляды на миниатюрную — а сам я к тому времени порядочно вымахал и на физкультуре стоял третьим по росту — светленькую Таню из параллельного класса. Нашел повод о чем-то с ней заговорить, отпустил заготовленную шуточку о ком-то из учителей, Таня весело рассмеялась — и я был покорен и отныне на каждой переменке отыскивал ее глазами и старался крутиться где-нибудь поблизости. Но переменка кончалась, и мы снова расходились по своим классам. Необходимо было найти какой-нибудь повод для общения после уроков. Быстро выяснилось, что Таня ходит на занятия нашего драматического кружка, где под руководством двух студентов театрального института готовится постановка по роману Фадеева «Молодая гвардия». Один из моих одноклассников исполнял в ней роль Сергея Тюленина, и я увязался с ним на репетицию, где с восхищением узрел Таню, изображавшую отважную и решительную Любку Шевцову. Просидел в качестве единственного зрителя до конца репетиции, чем и обратил на себя внимание студентов-режиссеров. Поинтересовались, не хочу ли поучаствовать в постановке, я ответил с воодушевлением — конечно хочу, для того и пришел, а кого играть-то? Выяснилось, что вообще-то осталась только одна свободная роль: гестаповского офицера, который допрашивает и мучает юных молодогвардейцев. На нее пока не нашлось желающих… Но я в тот момент согласился бы самого Гитлера сыграть или даже мерзкого Мальчиша-Плохиша с его бочкой варенья и корзиной печенья — лишь бы на одной сцене с Таней.
На следующую репетицию я для лучшего вживания в образ принес папины хромовые сапоги и офицерский ремень. Надел их, а из портупеи от ремня соорудил плетку. Этой плеткой я замахивался на презрительно глядящую на меня Любку-Таню (надо признаться, это у нее хорошо получалось) и истошно орал: «Фердамт нох маль, комсомолише швайн!» Таня непроизвольно вздрагивала и сжималась, потом распрямлялась и изображала гордый плевок в мою гестаповскую рожу. Изображать у нее выходило не каждый раз, иногда плевок получался вполне взаправдашний. Я утирался платочком, разглядывал его и произносил зловещим голосом: «Аллее комсомолен расстреляйт. Ахтунг ферфлюхт!» После чего хватал юную героиню за руку и волок за кулисы. На этом, собственно, моя роль заканчивалась.
А Танина — еще нет. Следующая сцена происходила в темнице, где молодогвардейцы сидели на полу в ожидании расправы. И я обратил внимание, что рядом с Таней всегда усаживался некий Сережа из ее класса, исполнявший роль главного молодогвардейца Олега Кошевого. И как-то уж очень они прижимаются друг к другу, и Олег Кошевой даже поглаживает Любку Шевцову по плечу и накидывает ей на колени свой пиджак, и руки у них под этим пиджаком. Может, по сюжету так и нужно было, но мне это очень не понравилось. Когда на следующей репетиции эти прижимания повторились, да вдобавок и ушли они с нее только что не под ручку, я понял, что в роли гестаповца мне с таким соперником не совладать. И драматическое искусство тут же потеряло в моих глазах всю свою привлекательность.