— А ты, Александр Петрович, на Старика не обижайся, — сказал Пилкин. — Он за наши грешные души беспокоится. Может, война с Англией уже началась. Русских кораблей мы в этих водах не встретим, их тут просто нет, а «владычица морей» наверняка во все концы своих акул разослала… Зря Ивана Николаевича не кори — осторожность никогда никому не вредила…
— Да у нас же сорок четыре ствола! — горячо возразил Максутов. — Это тебе не фунт изюма.
— А если нас встретят два, три фрегата? — в пику спросил Пилкин. — У англичан, будь здоров, оружие не хуже нашего.
— А-а! — Максутов капризно поморщился. — Часовой у флагштока, вахтенный у склянок, дневальный на шканцах, сигнальщики… Все равно от усиленной вахты проку нет, только зря людей мучаем. Что в два глаза смотри, что в четыре, — один черт. Ночь как сажа, и в ушах только шум моря…
Пилкин с улыбкой покачал головой.
— Тебя послушаешь, совсем вахту отменить надо, — незлобно сказал он. — Зря ты, князь, так настроен сегодня. Это нас не видно и не слышно. Пусть враг идет с огнями. Мы его за пять миль приметим и решим тогда, как действовать. Нет, нам демаскироваться в таком положении никак нельзя. А торосы, ропаки {Ропак — торосистая льдина}, айсберги? Не одна, так другая опасность подстерегает. Моргни, и в беду попадем.
— Трусоваты мы, лейтенант, как я погляжу, — по-приятельски необидчиво произнес Маскутов. — Волков бояться, в лесть входить. Ну, ладно, пойду спать. Доброй тебе, Константин Павлович, вахты.
— Спокойной ночи.
Лейтенанты пожали друг другу руки.
Ночь действительно была спокойной и удивительно тихой. Мягкая густая мгла легла на ровную водную гладь, слив воедино небо и море. В какую сторону ни посмотри, — чернота: ни луны, ни звезд, а стало быть, ни серебристожелтого перелива волн.
Пилкин, коротая время, зашел в рубку. Там, кроме рулевого матроса Матренина, находился вахтенный помощник старший боцман Заборов. Моряки о чем-то беседовали, но с появлением лейтенанта замолчали.
— Как настроение? — спросил Пилкин.
Рулевой не повернулся, словно его вопрос не касался, а Заборов бойко ответил:
— Нормальное, ваше благородие. Подтверждаю с матросом Матрениным учение по безопасности судоходства. Разрешите продолжать?
— Да-да, конечно.
— Стало быть так, — сказал старший боцман. — Ты, Матренин, вдруг почувствовал, что тебя стужей с носа корабля обдало. Сразу соображай, отчего это бывает. От холода, стало быть. Значит, где-то недалече льды. Они прут на тебя. Для верности глянь получше на воду: волны стихают. Но ты не слепой — флаг и гюйс полощутся от ветра, а на море гладенько. Тут и дураку ясно, что волну что-то сдерживает. Вот это и есть самая верная примета — льды ползут. А дальше сам знаешь, что делать, поскольку и у тебя какая-то сообразительность имеется: проворно докладываешь об энтом вахтенному офицеру. — Заборов льстиво покосился на лейтенанта. — Уразумел, Матренин?