С трудом разлепив смежившиеся веки, Сергей произнес устало:
— Зачем вы так? Сами же знаете, что все это неправда. А мать? А сестра? А жена?..
— Ну, мать… Я о другом. Да ты приляг, ишь как тебя, — заглядывая ему в лицо, сказал Антипов.
— Нет, я посижу. Это нервное, пройдет… А что касается женщин, то вы совершенно не правы. Если так, как вы говорите, то все высокие чувства — любовь, нежность, восхищение красотой — все ложь? Одна похоть и существует?
— Одна похоть, — согласно кивнул Антипов. — А все остальное — дым, мираж, игра воображения.
Отходила дурнота, отпускала помалу. Полегчало голове, взор прояснялся, сила возвращалась. Теперь уже с интересом посмотрел Сергей на собеседника.
— Семинарист в вас крепко сидит.
— Да при чем тут это, — отмахнулся Игнатий Ефремович. — Я не от святого писания — от жизни иду. Тогда, когда меня Вера позвала, а вернее выпивку раздобыть, я примеры из Библии приводил не антирелигиозной пропаганды ради, как ты изволил заметить, а чтобы только внимание твое к данному вопросу привлечь.
— К женскому?
Уже и усмешка проскользнула в голосе Сергея, и он радовался своему возрождению.
— К нему, — не обидевшись на эту усмешку, продолжал Антипов. — Я ж видел, что ты еще мальчик, от папы и от мамы, уж не серчай за правду. А Вера — женщина, замужем побывала, ей все эти игры знакомы… У нее…
— Я вот что вам скажу, Игнатий Ефремович, — недовольно прервал его Сергей. — Вы Веру унизить хотите, очернить ее в моих глазах. Только труд этот ваш — напрасный. Никакая грязь к ней не пристанет. Она хорошая, только несчастная, так уж у нее все сложилось.
— Ну, несчастная — это так, — снова не обиделся Антипов. — Только ведь все несчастья — от самой женщины. Источник греха — она. Я почему тогда по телефону намекал? Думал, может, надо тебе приехать и все самому понять. Тогда не стал бы звонить, слова всякие ей говорить, а выкинул бы из головы, и все. С Игорем-то покойным, пусть земля ему будет пухом, они опять встречаться стали. Она по телефону с тобой говорит, а он ее дожидается. Ночевать даже оставался.
— Игнатий Ефремович! — протестующе воскликнул Сергей.
— Нет, уж ты послушай, потому что дело мое к концу подойдет, осудят, а там, может статься, и не свидимся более. Кто же тебе правду-то откроет?
— А кому она нужна, такая правда? — с болью спросил Сергей. — Сплетни это, а не правда.
Заметив брезгливую гримасу на его лице, Антипов отвернулся и произнес уже не с прежней уверенностью:
— Это не сплетня, это жизнь. А тебе, думается, надобно к жизни поворачиваться. Пора уже.
Догадка вдруг осенила Сергея, и он, вымещая обиду, высказал ее с неожиданной для себя жестокостью: