Он вывел меня за черту города, туда, где за лесом ломаной арматуры показалась разбитая взлетно-посадочная полоса, окруженная серыми пузырями ангаров. Между ними свистал ветер, ветер гладил их по ребристым спинам, и все вокруг трещало и выло. Журов выбрал крайний ангар, достал из кармана связку ключей и, погремев, распахнул дверь. Я вошел. В ангаре пахло тряпками, маслом и дымом.
— Здесь можно пересидеть до вечера, — сказал Журов, с сожалением глядя на темный пустой прямоугольник на полу. — Эх, что упало… то пропало.
— А почему вы пользуетесь механикой? — спросил я, не торопясь здесь обустраиваться. — Завели бы биогенную технику, она бы могла за себя постоять.
— Это какую? — с интересом повернулся ко мне Журов. Его глаза заблестели. — Это как?
Я специалистом по биогенной технике не был. Объяснил, как смог, и Журов аж рот открыл.
— Мне бы… хотя нет, — одернул он себя. — Ничего я не хочу.
И снова угас. Выволок в центр мягкое рыжее сиденье, рядом поставил пустую консервную банку, заполненную пеплом.
— Есть хочешь?
Я хотел и последующие полчаса молчал, пережевывая все, что он тянул из коробок — консервы в пряном остром соусе, белый тугой хлеб, какие-то засоленные ягоды и резанное на куски холодное мясо.
Журов все тянул дым и под конец надымил так, что я еле дышал.
— Не куришь? — спросил он меня, я покачал головой, зато моментально уложил новое понятие в памяти, создал на его основе правильное существительное, различные варианты глаголов и подходящее прилагательное.
Все это заняло доли секунды, и после я смог ответить:
— Не курю.
Я накинул шилдкавер шлема — тишина. Мои координаты и пустота вокруг.
— Здесь все гасится, — сказал Журов, заметив мое движение. — Заглушки кругом. Не так уж и плоха наша техника, как тебе кажется. — Он подумал немного, с трудом проглотил кусок и добавил: — Это ты еще «Королей» не видел. Искусственный интеллект на чистой механике… ничем не прошибешь.
Он наклонился и отщипнул ломтик сероватого хлеба.
— Я всю жизнь на технике, — проговорил он. — Еще до Кремани — танкистом был. Воевал, в три погибели спал, землей питался и спиртом запивал. Знаешь, вот встал утром, выкопался, ливень, ни зги… Гром гремит. И только в кабине человеком себя чувствуешь, привык, уютно, как у матушки в брюхе. Я с танками, как эти твои… биогенные. Я его плоть и кровь. — Он снова закурил. — И «Пыж» я верну, — глухо добавил он.
Я посмотрел на него и понял — вернет.
— А потом я пожелал, чтобы все закончилось, — продолжил бывший танкист, и выглядел он так, словно напрочь про меня забыл и рассказывает сам себе. — Чтобы домой вернуться, спать на кровати, жареную картошку жрать. Дезертир я… нажелал на свою голову. Дезертир, — беспощадно повторил он, сжимая губы в узкую полоску.