Навстречу, широко улыбаясь, поднялся молодой человек, подошёл, протянул руку.
— Я поражён вашей точностью, Дмитрий. Знаю, это редкое качество называют вежливостью королей, но артистов… — и поведя широким жестом в сторону накрытого стола, понизив голос, добавил: — Спасибо, Лёня, ты свободен.
Вишнёвый фрак поклонился и исчез в дальнем углу зала.
— Зовут меня Владимиром, фамилия Сомов, русский, христианин православной веры. Вы меня не узнаёте?
Вопрос был настолько неожиданным, что Дима на мгновение замер. Зрительная память была у него незаурядная, это подтверждалось неоднократно: через много лет без труда мог вспомнить человека с которым встречались мимолётно. Женька называла его «поляроидом».
— Смотри, смотри, кто это? Очень знакомое лицо.
— Понятия не имею.
— Ну, пожалуйста, включи поляроид.
Он включал. Появлялась фотография с постепенно вырисовывающимися на ней чертами лица конкретного человека.
— Вон тот, с бородой?
— Да.
— Это Эдик. Три года назад на пляже в Ялте он уступил тебе свой топчан.
— С ума сойти. А вон тот, толстый?
— Это Петя. В бытность нашу студенческую он работал в баре гостиницы «Москва». Был худ и черноволос. Теперь, видимо, разбогател.
Женька ахала и всегда аплодировала. Была у них такая игра. Сейчас поляроид не срабатывал.
Они подошли к заставленному яствами столику, сервированному на двоих.
— Я заказал только холодное, горячее выберем вместе, если не возражаете. Не знаю вашего вкуса, не хотел рисковать. А закуска традиционно русская, славянская, выбор известен и невелик: рыбка, грибочки, икорка разноцветная — вот, пожалуй, и обчёлся. Что будем пить? Я, грешен, стою за водочку. Здесь она кремлёвская, без дураков.
Дима тоже из всех напитков предпочтение отдавал русской прозрачной и не из квасного патриотизма, а исключительно по привычке: уж больно много отведано было в пору его буйной молодости.
Сомов оказался любопытным собеседником: свободно, с юмором анализировал политическую жизнь России, раздавал меткие ярлыки известным бизнесменам, артистам, руководителям политических партий.
Сам он придерживался правых взглядов, но при этом не был ортодоксальным демократом, мог, например, отчитать Явлинского, беспощадно выпороть Гайдара и, почти как Ленин Троцкого, назвать Хакамаду с Новодворской политическими лесбиянками.
При этом он не навязывал своих взглядов, немедленно замолкал, когда обнаруживалось несовпадение мнений, и тактично переводил разговор на другую тему. Если же партнёр брал инициативу на себя, безапелляционно настаивая на правоте своих слов, он без видимых усилий уступал поле брани, отходил в сторону и искренне смеялся, когда того требовала ситуация. Он был примерно одного с Дмитрием возраста, если и старше, то ненамного. Гладко выбритые с синим отливом щёки, густые, чёрные, рукотворно-небрежно свисающие на лоб волосы, чуть длинноватый, упирающийся в аккуратно подстриженную полоску усов нос. При желании его можно было принять за лицо «кавказской национальности», если бы не откровенно вступающие в противоречие с восточным обликом круглые, тёмно-синие, славянского типа глаза. Во всяком случае, Дима был убеждён, что кровей здесь намешано немало.