Вдруг кто-то сдавил ему виски, так что в голове застучало и перед глазами поплыли чёрные круги. Он откинулся на спинку сиденья и замер в надежде удержать мелькнувшую было и теперь беззастенчиво исчезающую мысль. Так, так, «кто там у вас, кого вы прячете?» Громко. Очень громко. А до этого шёпотом. Зачем? Расчёт на то, что гость узнает по голосу и объявится? Кого-то хотела видеть, может быть, искала и проверяла таким образом, не у Молина ли этот «кто-то»?
Стоп!
Стоп-стоп-стоп-стоп… Ну — ещё немного. Ещё чуть-чуть. Последний бой… тьфу, не то совсем лезет в голову — ну же… ну, ну-у!
— Конечно! Идиот я! — произнёс Мерин вслух и повернувшись к сидящей рядом женщине, добавил: — Спроси у Серёжи.
Та шарахнулась от него в сторону.
— Спроси у Серёжи, — настойчиво повторил работник уголовного розыска.
«Осторожно, двери закрываются. Следующая станция Новослободская».
Сева сорвался с места, с трудом протиснулся в закрывающиеся уже двери и бегом устремился к эскалатору.
Тьфу ты, Господи, ну конечно!!! «…спроси у Серёжи, я его давно не видел!»
_____
— Понимаете, Юрий Николаевич! Я ЕГО ДАВНО НЕ ВИДЕЛ. Понимаете?
— Не очень, — признался Скоробогатов, — ты не волнуйся.
— Давно не видел — это не к Сергею относится. Молин не мог его давно не видеть: за последний год, как только Евгения переехала к отцу, тот бывал у них каждый день — это мне консьержка поведала. И вечером он ждал его: «Вечером придёт Серёжа, посидим по-семейному». Понимаете? Между ними была пауза!
— Между кем?
— Между ними! Между «Серёжи» и «Я».
Скоробогатов встал из-за стола, подошёл к окну, поправил занавеску.
— Ты хочешь сказать…
— Ну конечно!! — Мерин так обрадовался сообразительности начальника, что начисто забыл о субординации. — Она что-то у него спросила, я не расслышал, шёпотом, а он говорит: «Спроси у Серёжи». Потом тишина. ТИШИНА! Вот она, пауза! А он говорит: «Я его давно не видел». Понимаете? Она спросила о ком-то!! Но совсем тихо, так что даже шёпота не было слышно. А он ответил, что давно не видел. Кого? О ком она могла спрашивать? Семья живёт замкнуто, ни с кем не общается, к ним никто не ходит, кроме тех, кто ухаживает за Молиным, а это раз-два и обчёлся: дочь и её муж. Ну и прорвавшийся в дом влюблённый пианист Серёжа. Всё! Больше никого. А Молин называет её «золотко», приглашает вечером «посидеть по-семейному», то есть давно и хорошо знаком. Значит, это пришла близкая подруга Евгении Молиной. А кого безумный старик мог «давно не видеть», если он тридцать лет уже и из дому-то не выходит? Никого, кроме мужа дочери, которого он действительно не видел около года. Значит, пришедшая и спросила о Дмитрии Кораблёве. А Дмитрий Кораблёв накануне ночью сгорел в собственной квартире — этого она не могла не знать: об этом, спасибо журналистам, вся Москва гудит.