По воде разнеслись круги,
бедный камешек плыл, да сплыл, —
с головою зарывшись в ил,
повстречался с бытьем другим.
Сколь ни майся — наскучит дурь,
запасайся дурью по май.
Предосенним парком иду,
и травы моей — не замай!
Ветерок муде леденит,
расширяется третий зрак.
Говорят, победил «Зенит»
и опять проиграл «Спартак».
Преграждают нетвердый путь
карусели, прочая муть…
Прокатиться, что ли, как все,
да на чертовом колесе?
И скрежещут цепи:
— крак-крек,
и гудят канаты:
— зун-зин.
Пропускает к небу узбек,
хоть и треплется, что грузин.
А чего теряться? Да вот
мой билет, только номер стерт.
Пусть берет меня в оборот
Черт.
Пусть подсядет там, наверху,
и парфюмом серным обдаст,
побалакаем: «Who is who»,
покумекаем: «Was ist das».
И сую нацмену билет;
тот руками машет: «Шайтан!»
«Прочь с дороги!», — рычу в ответ,
и сажусь, развалясь, и — там —
замечаю, что не один.
Слева сев, раскрывает рот
удивительный господин,
и, по-моему, он не врет;
говорит мне: «А помнишь, как
ты чудил и с тобой была
фря по прозвищу За Пятак,
но мила, конечно, мила.
Как рванула блузку она,
как ширинку ты расстегнул,
как сажал ее прямо на…
А в кабинке был стон и гул.
Из других кабинок на вас
как смотрел православный люд!
И в тот день один педераст
перешел на Марин и Люд.
Я замедлил ход колеса,
чтоб успели вы — не спеша.
На меня ты надеялся,
но и сам, герой, не плошал…
Сколько вод с тех пор оттекло,
сколько ты разбросал камней,
а пришел все равно ко мне, —
потому как, факт, не ссыкло.
И сейчас не дрейфь, посмотри:
там, внизу, — то, что ты искал,
И по счету: на раз-два-три —
выбей дверь с первонатиска…»
Обдолбавшись, лежит дурак,
наблюдая стерео сон…
Победит когда-то «Спартак»,
но пока — «Зенит» чемпион.