Марта торопливо опустила глаза, когда девушки, весело щебеча и возбужденно жестикулируя, прошествовали мимо. Она не знала, заметила ее Джойс или нет. Во всяком случае, дочь не подала виду, что видела ее. В конце концов, девочка ушла из дому в поисках лучшей жизни, а еще потому, что стыдилась своих родных. Марта, со своей шалью и платьем, больше похожим на старый пыльный мешок, потрепанным платком на голове, разваливающимися на ходу башмаками и омерзительным запахом, исходящим от нее, отнюдь не испытывала никакого желания признаваться в том, что приходится матерью этой очаровательной девушке. Бедная Джойс не переживет этого. Правда, Джойс не забывала о своей семье и время от времени забегала проведать их.
Марта вновь вернулась к мыслям о предстоящем вечере. Картофель и капусту она сварила еще вчера, так что теперь ей оставалось лишь разогреть их, перемешать и слегка поджарить. При одной только мысли об этом в животе у нее заурчало; она буквально умирала от голода. После ужина, убрав со стола и вымыв посуду, она выйдет на крыльцо и присоединится к другим женщинам, живущим в Кингз-корт, чтобы поболтать и даже спеть. Можно было надеяться, что к ним на огонек заглянет Джимми Галлахер со своей губной гармошкой. А потом они постараются наскрести ему пару монеток на кружку пива. Бедолага потерял зрение на войне или еще где-то, так что найти работу ему не удавалось.
А потом настанет время ложиться спать и очередной день закончится. Интересно, сумеет ли она сохранить до того момента приподнятое настроение, навеянное мыслями о счастливом прошлом?
Когда Марта вернулась домой, Лили и Джорджи валялись на кушетке, перебросив ноги через спинку. Если бы мебель была получше, Марта непременно отшлепала бы детей по голым лодыжкам. Но при взгляде на них ее сердце преисполнилось гордостью, и она лишь ласково погладила их по головам.
— Привет, мам! — хором воскликнули они, улыбаясь во весь рот. Младшие дети родились десять лет назад в один и тот же год, только Лили появилась на свет в феврале, а Джорджи — в декабре. Веселые и жизнерадостные, оба отличались крайней худобой, но мало кто из детей в округе мог похвастаться лишней унцией жира.
— Отца не видели? — первым делом поинтересовалась Марта.
— Нет, мам, — дружно откликнулись они.
— Понятно, — вздохнула она.
Марта разожгла примус и стала разогревать картофель с капустой; комнату наполнил резкий запах керосина. В подвале дома имелась кухня, походившая на жалкую зловонную конуру, отданную на откуп крысам, которые в ней и обитали. Вместо того чтобы пользоваться ею, жильцы предпочитали готовить еду в собственных комнатах, вследствие чего, по мнению Марты, многократно возрастал риск пожара. Она успокаивала себя тем, что их семейство занимало две комнаты на первом этаже — всего их было четыре, — так что они могли спастись без особых проблем, если вдруг дом вспыхнет как спичка. Воду приходилось носить из колонки во дворе. Там же находился и один-единственный туалет на всех, от которого исходила невыносимая вонь и которым, тем не менее, пользовались все жильцы дома, за исключением Марты и ее детей. Они никогда и близко не подходили к уборной, разве что когда нужно было опорожнить ночной горшок. Марта отгородила занавеской угол спальни, там они и справляли нужду. Впрочем, Карло не обращал внимания на вонь и жуткое состояние общественного туалета, а вот Марта не могла заставить себя подойти к мужу после того, как тот посещал уборную.