Квартира досталась ему в наследство от Елизаветы Ивановны. Однокомнатная, на седьмом этаже, но с двумя застеклёнными лоджиями, в комнате и кухне. Глеб бывал здесь, когда присутствие его в Москве требовали служебные обстоятельства. Остальное время жил в ста тридцати километрах от столицы. Там среди тверских лесов и озёр затерялся монастырь. Именно затерялся, что молодого оперативника отдела по расследованию ритуальных убийств при Русской Православной Церкви вполне устраивало. Редкие паломники не чаще одного раза в год тревожили размеренную монастырскую жизнь. Только там, в лесной глуши за монастырскими стенами Глеб чувствовал, это его настоящая жизнь. Радость доставляло всё: и тесная келья, и физический труд от рассвета до заката, совместные трапезы и молитвы.
В подъезде тускло светила лампочка и в самом тёмном углу слышалась какая-то возня. Глеб напружинился и застыл на месте, готовый к отпору. Но наступившую тишину нарушали лишь звуки поцелуев и сладострастные стоны. Ещё одна озабоченная парочка, подумал он, легко взбегая по ступеням. Лифтом не пользовался принципиально, чтобы всегда держать себя в хорошей физической форме.
Когда Елизавета Ивановна узнала о его увлечениях единоборствами, она отвела своего воспитанника в духовное училище при Свято-Даниловском храме. Там, в маленьком спортивном зальчике шестнадцатилетнего парня встретил жилистый сорокалетний мужчина с густой чёрной бородой, закрывающей половину груди. Глеб к тому времени уже полгода посещал секцию с громким названием Глобальная федерация тхэквондо, с юношеской энергией молотил руками и ногами боксёрский мешок и даже один раз выступил на соревнованиях, где они с таким же шестнадцатилетним парнем азартно лупили друг друга. К великому разочарованию Глеба победу отдали его сопернику.
У бородатого дядьки был кроткий взгляд, которым он несколько секунд рассматривал парня
- Драться любишь, отрок? – спросил он, лаская его глазами цвета майского неба.
- Люблю! – не стал скрывать Глеб. – Но больше рисовать люблю.
- Это хорошо, что творческое начало в тебе преобладает. А ну-ка, ударь меня!
Как можно было ударить солидного мужчину, да ещё с такой патриаршей бородой? Парень колебался.
- Ну, смелей! Покажи, чему тебя научили!
Глеб резко выбросил ногу, целя в густую бороду. Нога рассекла пустоту, а густая борода оказалась совсем рядом, щекоча ему лицо. Он обнаружил себя лежащим на полу, прохладные руки бородатого бережно обхватили его шею. От рук этих исходило какое-то умиротворение, совсем не хотелось драться, а лежать вот так на полу, как в раннем-раннем детстве на руках у матери, которую он совершенно не помнил.