Генерал Комаров сделал шаг вперед, за ним Кастор. Комаров говорил таким же чужим голосом, какой Кастор уже слышал однажды, когда генерал сообщал о смерти Тарасенко. Кастор, с побледневшим лицом, переводил.
— Лейтенант Анри де Буасси и старший механик Иванов, — говорил генерал, — вместе сражались и погибли в борьбе за одно и то же Дело, за мир и независимость своих народов. Пусть они мирно спят рядом в этой земле, которую они вместе отвоевали у врага.
«Да, это правда, — думал Бенуа, — отвоевали. Фрицев гонят домой. Они еще кусаются, но отступают. Они уже не смогут остановиться. Маркиз! Каждого сбитого мною фрица я буду дарить тебе!»
На веревках гробы опустили в могилу. На советской земле общий памятник соединит последнего из Буасси с его другом Ивановым. В один горький день узнает Галина… И старый господин, который охотится на тетеревов. А та, которая так похожа ça его единственного сана, будет срывать розы на западной стене, силясь устоять перед искушением исчезнуть в темной глубине пруда… Но сегодня их смерть принадлежит только их товарищам… Солдаты произвели салют. Тихо-тихо вновь заиграл оркестр. Это была знакомая Леметру, красивая и печальная мелодия, напоминавшая о выжженной земле, сожженных селах, сгоревших самолетах, обуглившихся трупах людей. Время от времени в великую печаль этих звуков врывался порыв неистовой силы. «Они мертвы», — плакали скорбные звуки. «Мы отомстим за них», — отвечала песнь гнева.
Бенуа вспомнился мрачный пригород его юности, где он слонялся по пустырям; спрятав ранец где-нибудь под откосом, он убегал туда, где росла чахлая трава и валялся мусор. Улицы уходят вдаль, они окаймлены серыми домами, в окнах которых сушится белье. Куча маленьких братьев И сестер, больная мать, пропавший без вести отец… Бенуа принял все это на свои плечи, и каждые две недели, когда он приносил получку, мать говорила с восторгом:
— Ты настоящий мужчина!
Он не осмеливался сказать ей, до какой степени тяготит его такая жизнь. Он работал на большом металлургическом заводе. Гудок регламентировал жизнь. Возвращаясь домой, Бенуа выписывал на велосипеде зигзаги по жалким садикам, где за колеса цеплялись желтеющие листья салата… Затем он оказывался на широкой улице. На автобусных остановках толпился народ. Через окна бистро можно было увидеть людей, стоящих у стойки. Бистро манило теплом и уютом, но у посетителей был какой-то временный вид. Передохнув, они снова оказывались по другую сторону стеклянной двери, уходили в ночь и в холод.
Эту музыку он уже где-то слышал. Да, конечно, на кладбище. То были бедные похороны в восемь часов утра. Было холодно — начало марта. Хоронили Мартэна, старого рабочего, который, кажется, много лет назад руководил профсоюзом. Бенуа очень любил его. И он пришел, хотя его никто не звал. Просто потому, что ему так хотелось.