— Ищет! — задумчиво проговорил Комаров.
Обычно в кабинете Марселэна всегда был слышен гул столовой. Песни, смех, голоса официанток… Сейчас — ничего. Не видя их, Марселэн представлял себе своих летчиков. Он знал, если летчик гибнет в бою, его товарищи не имеют права поддаваться печали. На аукцион он смотрел так же, как Бенуа. Но смерть Буасси не была похожа на другие. Она несла в себе целый мир мыслей, целую концепцию жизни и войны, принять которую было не так просто. Даже самые легкомысленные из них в этот вечер молча размышляли. Такие мысли — не всегда хорошая компания.
— Это его проблема, — сказал наконец Комаров. — Никто не сможет решить ее за него. Но человек не всегда находит то, что ищет. Иногда он находит обратное. А пока, в ожидании, он хорошо сражается. Что ж, прекрасно… Нужно выиграть эту войну!
Наступившая осень не принесла ничего нового. Жизнь текла в русле своей обычной повседневности. За несколько месяцев фронт почти не продвинулся. Укрепив свои позиции, немцы пытались помешать продвижению. Советский Союз шел на них, как бульдозер, неотвратимо отбрасывая их и уничтожая тех, кто пытался ему сопротивляться. Это была не армия, изгоняющая другую армию, это была вся страна со своими женщинами, детьми, тыловыми городками, со своей Историей и со своим Будущим. Никогда в анналах войн ни одна нация не защищала свою жизнь так яростно. Речь шла не о том, чтобы потерять несколько областей и заплатить выкуп, — ставка была гораздо выше. На другом конце света, на океанских островах, тоже шла смертельная схватка. Шло сражение и в пустынях Африки. На планете Земля пылали все континенты.
Здесь женщины валили лес и подтаскивали бревна к саням. Лошадей, которых вермахт не убил, он украл. Глядя на то, как женщины, согнувшись в неимоверном напряжении, медленно и упорно тянут втроем огромные бревна, Марселэн всегда чувствовал себя немного виноватым перед ними. Так же, как перед женщинами, водившими легкие бомбардировщики полка, специализированного на ночных полетах. Немцы называли их ночными колдуньями. Каждый вечер они улетали к вражеским позициям, еще совсем молодые, почти все красивые, ставшие красивыми благодаря своему героизму, волшебницы смерти и огня. На земле они любили музыку и танцы; им случалось болтать ни о чем» мечтать в тишине, склонясь над письмом или фотографией. Они хохотали до упаду, как школьницы, ребячились, капризничали. В полете они становились стремительными, четкими, несгибаемыми. Если бы те, кого они убивали, могли видеть их лица, они подумали бы, что против них сражаются валькирии. Марселэн вспомнил, как однажды одна из них на рассвете сделала посадку. Это было в тот самый день, когда он узнал, что ему присвоили звание полковника. Спрыгнув с самолета на землю, она сняла шлем — длинные светлые волосы рассыпались по плечам. Чисто женским движением она собрала их в пучок. Заметив, что Марселэн смотрит на нее, улыбнулась ему таинственной улыбкой женщины, знающей, что она красива, но что она любит не вас! И ушла, закалывая волосы шпильками, которые вынимала из кармана мужского комбинезона.