— Да пусть он подохнет, на черта он мне нужен! — Она встряхнула головой с накрученными на бигуди прядками пегих волос. — Маленький, невидный… Если хотите знать, я с ним даже не расписанная! Вышвырну из дома — и окончена его роль в моей жизни.
— Гляди, пробросаешься, — предостерег Георгий Степанович. — Иди в палату, я тебя посмотрю. И не волнуйся, никуда он не денется. Что ты, мужчин не знаешь, что ли? Дела, наверное, задержали.
Рая охотно согласилась:
— Вообще-то у него рейс. Но все-таки свинство. Жена в больнице, а ему до фени. Выгоню, будет знать.
В палате он прежде всего увидел глаза Зои Буликовой. Глаза эти напряженно следили за Георгием Степановичем, лишая его легкости общения с больными.
В последние годы Зоя уже много раз лежала в стационарах и знала свое положение. Сам господь бог не мог бы извлечь из ее почек коралловые камни, разросшиеся, как оленьи рога, и разрушающие ткани.
Гога присел на край ее койки и, уже в который раз, подивился могучей сопротивляемости человеческого организма. Ни желтизны, ни худобы. Цветущая, красивая, она могла быть эталоном зрелой женственности.
Один раз во время вечернего дежурства он слышал, как Зоя пела для женщин своей палаты:
Я ехала домой, я думала о вас,
Тревожно мысль моя и путалась и рвалась.
Дремота сладкая моих коснулась глаз,
О, если б никогда я вновь не просыпалась!
Пела она негромко, безукоризненно чистым, звенящим голосом. «Еще, Зоенька, спой еще!» — просили женщины. А Гога тогда подумал: «Хоть бы она действительно заснула и больше не проснулась».
Георгий Степанович измерил Буликовой давление, выслушал сердце и сказал как можно естественнее:
— Ну что ж, сделано все, что можно, в понедельник мы вас выпишем…
Зоя заволновалась:
— Как же так, Георгий Степанович? Вы ведь хотели еще посев сделать, пробу на действие лекарства.
— Сделали. Очень слабая чувствительность, только на невиграмон. Попринимайте его. Это можно дома.
— Да я его уже тонны выпила! Вы прошлый раз обещали, что профессору Яблонскому меня покажете. Может быть, он что-нибудь назначит.
— Ничего нового Яблонский вам не скажет. Вадим Иванович смотрел ваши последние анализы.
— Вы мне о нем не говорите! Это он во всем виноват, — с ненавистью сказала Зоя. — Я шесть лет назад у него лежала. Тогда еще можно было операцию сделать, а он мне ничем не помог. Сейчас вы меня домой на смерть посылаете и не думаете, что мне еще сорока лет не исполнилось, я жить хочу…
Зоя смахивала слезы, они мешали ей говорить.
Георгий Степанович собрал все свое мужество:
— До смерти еще далеко. А оперировать вас нельзя было даже шесть лет назад. К сожалению, коралловые камни в поврежденных почках образуются заново и еще интенсивнее. Вы сами это отлично знаете.