Она была единственной дочерью страхового агента, который с годами вел свои дела все успешней: верфи Клайда с вереницами сходивших с них судов были золотым дном для страховых агентов Глазго. Поэтому Мэри получила хорошее образование и по окончании университета осталась там читать лекции по английской литературе.
В Глазго, однако, она была больше известна как самая одаренная в городе скрипачка, и ее постоянно приглашали выступать на концертах и разных общественных торжествах.
Мэри знала, что внешность ее далека от совершенства, но та же холодная, трезвая самооценка подсказывала ей, что интеллектуальный ее уровень выше среднего. Этот дебет и кредит ее личной жизни не вызывал у нее Ни гордости, ни огорчения, пока вдруг осенью 1928 года ее не постигли, один сразу же за другим, два жестоких удара, и Мэри Кэмпбелл была вынуждена с болью признать, что ум и талант не заменят молодой женщине красоту.
В середине октября скоропостижно скончался от сердечного приступа отец. Внешне Мэри сохраняла самообладание, но внутренне еще больше застыла от горя, чем после смерти матери пятью годами раньше, — за это время они с отцом очень сблизились. И хотя у нее не осталось родни, она не чувствовала себя одинокой. И силы, и внешнюю сдержанность она черпала в своей любви к Джону Уатту.
Джон оставался рядом с ней в самые горестные минуты: во время похорон и на следующий вечер тоже. В ту пору отчаяния этот худощавый, бледный молодой человек был для Мэри оплотом и громадной поддержкой.
— Пойдемте, — сказал он после похорон, — вам нужно пройтись.
Она покорно пошла с ним, и они долго бродили по узким улицам. Уже смеркалось, когда она заметила, что они забрели в аллеи "Грина", самого большого парка в Глазго, где им часто случалось раньше гулять. Они спустились к берегу Клайда и уселись на свою обычную скамейку. Джон начал негромко читать:
Сильнее красоты твоей Моя любовь одна. Она с тобой, пока моря Не высохнут до дна.
— Это легко, — прошептала она. — Берне. Вторая строфа из "Любовь, как роза, роза красная". Одно из последних его стихотворений.
Они нередко играли в эту игру. Джон был преподавателем греческой и римской истории на кафедре классической филологии и, как и Мэри, любил поэзию. Они были знакомы два года, уже год он ухаживал за ней, и Мэри искренне верила, что любит его.
Джон Уатт умел искуснее выражать свои мысли чужими стихами, чем собственными словами, но теперь, крепко прижав Мэри к себе, он хриплым от волнения голосом начал:
— Не думай, Мэри, ты не одна. Я люблю тебя, Мэри. Пока моря не высохнут до дна. Нет, ты не одна, дорогая, я с тобой... и если ты захочешь, то навсегда.