Но у Белощека, который один засиделся теперь на острове Барра, деятельность желез, побуждавших к брачным играм, развивалась медленнее, чем у других. К началу мая пары определились, не осталось ни одной свободной самки, и Белощек оказался в одиночестве, никому не нужным холостяком. Это был крупный гусак, куда тяжелее многих своих сородичей, и он без труда мог бы отбить себе подругу, изгнав из стаи другого гусака. Но стремление к спариванию не превратилось у него пока в непреодолимый импульс, и он не испытывал никакого желания драться за подругу.
После того как пары определились, гусями овладело беспокойство, неудержимо звавшее их в полет. В этом году они еще не будут вить гнезда, но их все же тянули к себе дальние гренландские гнездовья предков. Беспокойство нарастало, как лихорадка, и когда накануне гуси после кормежки вылетели в море, то вместо того, чтобы остановиться на отдых в привычном месте, милях в десяти от берега, они полетели дальше на северо-запад.
Оставшийся без пары гусь не испытывал ни малейшего желания лететь дальше на север. Здесь было много прекрасного корма, и он любил белопенный круговорот вод у скалистых берегов острова, где он мог помериться силой и ловкостью с сердитыми бурунами, бившими о серые скалы. Долго следовал он за стаей, которая летела в открытое море, но потом поросшие морской травой отмели Барры и неукротимый прибой пересилили зов стаи, и он в конце концов повернул обратно. Он следил за тем, как волнистая линия стаи превратилась сперва в едва различимую нитку, как она истаивала в небе, и, когда она наконец исчезла совсем, ринулся вниз и опустился на воду — он остался один.
И почти в тот самый миг, как стая скрылась из виду, для него начались муки одиночества. Казарки держатся стаями, и Белощек никогда еще не разлучался со своими сородичами.
С тех пор прошло тридцать шесть часов, и одиночество превратилось в острую, жгучую боль. Потребность лететь, еще вчера такая слабая, что он почти не замечал ее, внезапно стала непреодолимым порывом. Теперь он знал, что надо делать. Он еще раз покормится и потом полетит на северо-запад, по тому ничем не обозначенному курсу, который приведет его к летним поселениям белощеких казарок.
Уже шестнадцать часов отдыхал Белощек в одиночку в открытом океане с тех пор, как первые желтоватые блики окрасили восточный край неба. Сейчас солнце стояло на западе низко над горизонтом, вскоре начнется отлив, и на отмелях Барры опять обнажатся водоросли, которыми богаты укромные бухточки, где вода спокойна и оседающий ил перемешан с известковым песком.