Вечные сны о любви (Робертс, Уилманн) - страница 39


   — А я готова терпеть твой гневный топот…


   — Я не топал.


   — Образно говоря. До тех пор, пока ты не будешь возвращаться. — Она положила голову на его плечо, закрыла глаза. — Гроза прошла. Какой прекрасный лунный свет!


   — Так оно и есть. — Он обнял ее. — Я знаю замечательный способ отметить нашу первую ссору. — Он положил ее руку на свой кулон. — Хочешь полетать, Кейлин?


   — Полетать? Но…


    И она парила в воздухе сквозь ночь. Ветер круговоротом кружился вокруг нее, затем, казалось, превратился в жидкость, и все было так, словно она рассекала темное море. Камень пульсировал в ее ладони. Она кричала от изумления, затем от восторга, тянулась вверх, словно могла ухватить одну из звезд, сияющих вокруг нее.


    Бесстрашная, подумал Флинн, даже сейчас. Или, возможно, это была, скорее, жажда всего того, в чем она себе отказывала. Когда она повернула к нему свое лицо, ее глаза светились ярче драгоценностей, ярче звезд, и он закружил ее в сладостном вихре.


    Они приземлились, смеясь, и покатились по мягкой траве рядом с голубым водопадом.


   — О! Это удивительно. Мы можем так еще сделать?


   — Достаточно скоро. Вот. — Он поднял руку, и у него на кончиках пальцев закачался пухлый персик. — Ты еще не ужинала.


   — Я раньше не была голодна. — Очарованная, она взяла персик, погрузила зубы в сладкую мякоть. — Столько звезд, — прошептала она, перевернувшись на спину, чтобы видеть их. — Неужели мы действительно летали там, вверху?


   — Это определенного рода манипуляция временем, пространством и материей. Это волшебство.


   — Весь мир сейчас — волшебство.


   — Но ты замерзла, — сказал он, когда она вздрогнула.


   — Ммм. Чуть-чуть. — Ив тот момент, когда она это говорила, воздух нагрелся, почти засветился.


   — Признаю. — Он нагнулся и поцеловал ее. — Я украл чуть-чуть тепла там и сям. Но не думаю, что кто-то пострадает из-за этого. Я просто не хочу, чтобы ты мерзла.


   — А может так быть всегда?


    У него в груди что-то дернулось.


   — Может быть так, как мы сделаем. Ты не скучаешь за тем, что было прежде?


   — Нет. — Но она опустила ресницы, и он не мог увидеть ее глаза. — А ты? Я имею в виду людей, которых ты знал. Твою семью, например.


   — Они умерли очень давно.


   — Тебе было тяжело? — Она села, дала ему персик. — Тяжело было знать, что ты никогда больше не сможешь их увидеть или поговорить с ними, даже сказать, где ты?


   — Не помню. — Но он помнил. Он солгал ей впервые. Он помнил, что та боль была хуже смерти.


   — Прости. — Она прикоснулась к его плечу. — Тебе больно говорить об этом.