— Хм-м, ну да… Но какое отношение к этому имеет маг из Саддаманки?
— Ты все еще не понимаешь? Тогда скажи, с чем у тебя ассоциируется Теммо и его собачья религия? Не раздумывай, говори. Быстро.
— Ну… верблюд… сабля… гарем… солнце… на штандартах и башнях храмов… жара, пески, пустыни…
— Правильно, Дебрен, пустыни. С них и надо начать. Теммозане — дети пустыни. В них они черпают силу, свою яростную ненависть к единственно истинной вере, пренебрежение к смерти, делающее их такими страшными в бою. Мы ни разу не выиграли у них войны в песках. Ни разу. Побеждали в битвах и стычках, но в конце концов они всегда брали верх.
— Рыцари Кольца в Господней земле держались несколько веков. Еще и сегодня отдельные крепости…
— Ибо Гроб Махрусов там расположен, а Пазраиль и приморская часть Ближнего Запада все же не пустыня, и уйма народа всегда посещала те места, чтобы кольцо в священной реке Йонд омыть. Но это уже история. Сегодня никто больше не призывает людей к таким походам.
— Может, оно и лучше, что не призывает. Ты сам сказал, что наши всегда под зад получали, стоило им из лесов и лугов зеленых в пески отправиться. Я считал, что и ты…
— То, что ты читал, — выдумки поэта, который из города носа не высовывал. И знать не знает, что такое война с язычниками. А я с ними, с этими псами, три года бился. А потом по голове от Четырехрукого получил и четыре года в рабстве колесо колодезное крутил. В оазисе, в северной Югонии. Большинство моих товарищей давно скончались. Мне повезло. А колодец, представь себе, высох. И это заставило меня задуматься.
— Ты обнаружил что-то общее у североюгонского колодца с дефольским ветряком?
— Общее найти легко. И то, и другое устройство воду черпает, и у того, и у другого четыре руки. Языческие стражи говорили, что в таких скрещенных бревнах дух ихнего древнего чародея сидит, очень могущественного, и что давно, еще до того, как их Теммо начал свое учение проповедовать, чародей пообещал всю воду из земли вычерпать. Даже если она в миле под песком и камнями скрывается. А Четырехрукий маг из Саддаманки продолжает дело безумного чернокнижника. Воду у земли хочет отнять. У нашей земли. Чтобы в пустыню ее превратить и теммозанам отдать.
— Поэтому ты ветряки и уничтожаешь?
— Я знаю, что ты скажешь, — грустно улыбнулся Кипанчо. — Что здесь, мол, Дефоль, страна, страдающая не от недостатка, а от избытка воды. Верно. Но когда наконец мы, выжившие, из этого оазиса сбежали, то несколько недель, словно верблюды, через наистрашнейшую пустыню мира брели. Она Сухар называется и размерами громадна, обширнее всего Виплана, даже если к нему и Совро добавить. И посреди той пустыни знаешь что я видел? — Дебрен отрицательно покрутил головой. — Раковины, мэтр. Огромные, в камнях оттиснутые. И рыбьи кости, тоже в камень превращенные. И огромных рыб. Морских, никаких не речных или озерных. Понимаешь, что это значит?