— Какого черта ты мне дурью голову забиваешь?
— А такого, что нравишься ты мне, хоть горизонты у тебя и узкие. Потому что, когда ты без сознания лежал и я от наличных тебя освобождал, то глянул разок на твой серебряный шарик, чтобы проверить, не обманули ли меня глаза, и в наличные это серебро не входит.
— Ты меня обчистил?
— Не обчистил, а просто взял все, что полагается за проигранный тобою второй спор. Я и так потерпел ущерб, потому что из полученного дуката ты часть на малярийный определитель ухлопал. Но бог с ними, с деньгами. У меня вызвал беспокойство знак, оттиснутый на шарике.
— Это знак мануфактуры, — пожал плечами Дебрен. — Нечетко выдавленный стилизованный наконечник стрелы. Это была пулька для арбалета. Видимо, изготовила ее старая фирма, начинавшая с приспособлений для лука, отсюда и герб старинный. Сегодня пластинчатыми наконечниками уже никто не пользуется, разве что только на зверя. Гагская конвенция запрещает ковать такие наконечники. Они ломаются в теле, негуманны и, что еще важнее, даже самых легких лат не пробивают, да и прицельность у них никудышная.
— Никудышные-то у тебя глаза. Никакой это не пластинчатый наконечник, слепец, это разбитое сердце.
— Сердце совсем иначе… — начал Дебрен, но не закончил, сообразив, что для большинства людей истинная форма сердца навеки останется тайной. И что на детских рисунках и в искусстве именно так прянично и глуповато изображают эту важнейшую из мышц. — Ну ладно, вероятно, ты прав. Литейщик, наверное, хотел таким образом показать покупателю, что вложил в работу все свое сердце.
— Ой, Дебрен, Дебрен! Ты далеко не соблазнитель Каззанога, даже удивительно, что ты бабу от аиста отличаешь.
Не улавливаешь символики? Никакая это не пулька для арбалета, ну, разве что для того, из которого маленький голозадый ангелочек, Амук или как там его, в людей целится. Этот так называемый снаряд призван расщепить сердце парню, которого присмотрели в мужья. А волосы ране затягиваться не дают. Да, что ни говори, убийственная композиция.
— Что еще за волосы?
— Те, которые твоя черноволосая княжна в подушку запихала.
Дебрен поднялся. Вероятно, помогли проделанные раньше упражнения и подкрепленная магией кровеносная система. Но теперь он потерял контроль над своей системой циркуляции. Ему было и холодно, и жарко одновременно. Он бледнел и краснел тоже одновременно.
— Ты что-то сказал? — Слова с трудом прошли через стиснутую гортань.
Деф Гроот не успел ответить. Из-за ветряка и домика, извергавшего клубы пара, но все еще не загоравшегося, донесся боевой клич и протяжное «Уууааа!». Как минимум из полутора десятков глоток.