— Так они дезертиры?
— Да. И они думали, что меня послали вернуть их назад. — Горькая улыбка перешла в смех. — Меня! Единственного рыцаря, который недостоин стоять даже и в тени Вальдиса. Такого же изменника, если не хуже.
— Рыцарь, который был здесь, не похож на изменника. Скорее на человека, утратившего всякую надежду.
Слова эти, как видно, не оказали никакого влияния на Таула — он не ответил. Свеча посередине стола догорала, и жидкий воск брызнул на дерево блистающей струей. Оба молча смотрели, как он застывает, снова становясь тускло-молочным.
Таул, отведя волосы с лица, посмотрел туда, где недавно сидели два рыцаря.
— Всякую надежду, говоришь?
Джеку стало не по себе — он сам не знал почему. Показалось вдруг очень важным найти верные слова.
— Если бы ты оставался в их рядах, как бы тебе понравилось сражаться за Кайлока?
— Я сделал бы все, о чем попросил меня Тирен. Верность — это нить, которая связует орден.
Свеча замигала и погасла. Огонек, из желтого ставший оранжевым, а после красным, оставил за собой только струйку дыма, струящуюся вверх, к потолку.
— Я не спрашивал, что бы ты стал делать, — я спросил, как бы тебе это понравилось.
Джеку отчаянно хотелось выпить — в рот ему словно опилок насыпали. Но он не решался — малейшее движение могло бы разрушить то, что происходило между ним и Таулом.
Таул впервые посмотрел на него прямо — голубые глаза рыцаря блестели то ли от слез, то ли от несбыточных мечтаний.
— Ты прав, мой друг. Я чувствовал бы себя как человек, утративший всякую надежду.
— Но ты не такой, как те двое. Ты сам творишь свою надежду. — Джек наклонился к Таулу. — Вместе мы можем положить этому конец. Хорошее не должно пропасть бесследно — орден еще вернет себе былую славу, и на Севере настанет мир.
— Джек, ты молод и не понимаешь...
— Ну так помоги мне понять.
Таул беспомощно взмахнул рукой.
— Глава ордена, человек, от которого бегут эти двое, был мне как отец. Это Тирен привел меня в Вальдис и сделал тем, кто я есть. Когда другие отвергали меня и осыпали насмешками, он поддерживал меня. Когда мне незачем стало жить, он придал моей жизни смысл. — Голос Таула, казалось, вот-вот сорвется. — Кем бы я был, если бы теперь восстал против него?
Сердце Джека часто билось. Слова Таула глубоко тронули его — между ними чувствовались целые миры невысказанного, горе, правда и ложь. Джек острее, чем когда-либо, понял, что в любом человеке есть две стороны. Люди могут хорошо поступать, говорить хорошие слова — и плести сеть обмана у тебя за спиной. Тарисса и Ровас, Тихоня, даже мать — все они улыбались ему, а сами лгали.