Он сложил ладони и заговорил вкрадчиво:
— Еще я прошу от вас честности. Сегодня утром мы уволили также Янниса Ласкаридиса. Фальсификация данных, принуждение к тому же трейдеров, проведение неучтенных сделок. Мы еще не разобрались до конца, но, похоже, речь может идти о потере десяти или даже пятнадцати миллионов. Для такой небольшой фирмы, как наша, это огромная сумма. Поэтому, если вы теряете деньги, скажите нам, и мы поможем. Судя по тому, что мне известно, отличную работу проделал Чарлз. Он сумел свести к минимуму риски, даже исполняя нелепые инструкции Бхавина. Теперь о хорошем. Компанию Чарлзу и Катрине составит Мэдисон Дюваль. Для поддержки Робина и Лотара мы постараемся найти еще одного хорошего аналитика. Итак, идите и спасайте бизнес. Будьте умницами, делайте деньги, но, прежде всего, не теряйте те, что есть. Мы выберемся из ямы, потому что у нас есть люди, которых можно назвать лучшими в этом бизнесе. Удачи всем. Моя дверь неизменно открыта.
Так начался процесс восстановления утраченного. Мы карабкались по склону, к вершине, с которой только что скатились, карабкались, срывая ногти, упираясь свинцовыми от усталости ногами, разрывая кашлем грудь. Катрина успевала везде, подгоняла и требовала, отслеживала все переговоры и не давала спуску, пока мы не доводили сделку до конца. Вдвоем с председателем они часами просиживали над документами, проверяя и уточняя наши позиции, корректируя план действий, просчитывая, как искусный шахматист, каждое решение на много шагов вперед, пытаясь предугадать поведение талантливого, но взбалмошного оппонента. Мэдисон досталось наследство Янниса, и я видел, как она побледнела, оценив масштаб стоящих перед ней проблем, объем субстандартных сделок, неликвидность заемов, предоставленных американским компаниям, о которых никто из нас и не слышал, сложность обеспеченных активами ценных бумаг. Она все больше замыкалась, сплетая вокруг себя непроницаемую паутину молчания.
Отправляясь на ланч, мы старались выбирать маршруты в обход неизменно многолюдной Беркли-стрит. Возвращаясь домой, я делал крюк через Шеперд-маркет и шел к автобусной остановке на Пиккадилли. Мы избегали билбордов, держались подальше от перекрестков, чтобы не видеть афиш с кричащими заголовками вроде «Кровавая драма Сити» или «Мясорубка на рынке — последние новости». Натыкаясь на оставленные кем-то газеты, «Метро» или «Ивнинг стандард», мы сразу отправляли их в мусорную корзину. Но паника была уже повсюду. Включая по утрам радио, я узнавал об очередных потрясениях на восточных биржах. В путаных объяснениях комментаторов — всегда одних и тех же сладкоголосых экономистов из малоизвестных брокерских контор — причудливо мешались наигранная бодрость, неоправданный оптимизм и откровенный страх. Ведущие новостных выпусков безжалостно пытали ничего не соображающих политиков, и я, слушая их, радовался, что не купил телевизор. Когда таксисты по дороге в Сити заводили разговоры о курсах акций, я отключал интерком и изображал громкий разговор по телефону.