Я все еще стоял у окна. Веро погладила меня по спине, и я чувствовал тепло маленькой ладони. В стекле отражались ее глаза, резко очерченные скулы, дымчатые волны волос, призрачно вырисованные на фоне черноты. Я оглянулся, посмотрел на Джо и снова отвернулся.
— Поезжай домой, Джо. Веро остановится у Генри и Астрид, а я переночую один. Напомню себе, с чем расстаюсь.
Я подошел к ней, помог одеться, вызвал по телефону такси. Мы собрали обмякшие, печальные шарики. Джо обняла сгорбившегося в кресле Генри. Мы вышли вдвоем, и она прислонилась ко мне, уткнулась в плечо тяжелой головой. Я поцеловал ее в щеку, погладил по спине.
— Спасибо за все. Ты — замечательная. Ты сводишь меня с ума.
Такси унесло ее в холодную темень. Я помахал ей и, слегка покачиваясь, вернулся в квартиру. В комнате висела пелена дыма. Воняло кальвадосом. Генри посапывал в кресле, опустив голову на грудь. Веро стояла у окна, глядя на Мюнстер-роуд. Она медленно повернулась, и я увидел в ее глазах слезы.
— Чарли… О Чарли… — Она шагнула ко мне, и я обнял ее, прижал к груди заплаканное лицо. — У нас с Марком ничего не получается. Не складывается. Совсем. Он никак не уймется. Я его не устраиваю. Он все время кричит на меня…
Веро всхлипнула, отстранилась и, отойдя, опустилась на стопку книг и закрыла лицо руками. Я посмотрел на Генри — он зашевелился было, но снова обмяк и уснул.
— Генри говорит, что я сама виновата. Пожинаю, что посеяла, так он выразился. Что сама все решила, что водила вас обоих за нос. Что, может быть, получила по заслугам. Но мне так грустно. Так одиноко. Ну не знаю… наверно, он прав. Наверно, надо перетерпеть. Ты не представляешь, каково это, сидеть и ждать его с какого-нибудь совещания в Париже, а его все нет и нет, и в окнах этой треклятой больницы уже всходит солнце. И так не раз и не два. Мне так жаль, Чарли. Наконец-то я нашла дело по душе, я чувствую, что в моей жизни появился смысл, но Марк все испортил. Я все испортила.
Я опустился на колени, привлек ее к себе. Я так хорошо знал это тело, а сейчас волосы у нее были грязные, от них сильно пахло. Я прижался губами к нежной коже шеи, и мы долго просидели в объятиях друг друга, а по улице проезжали редкие машины. Колокол на церкви пробил два. Наконец Веро поднялась, перегнулась через столик, подобрала бутылку с остатками кальвадоса и сделала несколько глотков. Опустила руку, медленно разжала пальцы. Бутылка выскользнула. Веро сердито взглянула на меня и закашлялась.
— Не стоило мне приезжать. Испортила тебе вечеринку. Извини. Я такая пьяная… — Она вскинула руку и, зажав рот, побежала в туалет.