— Ну вот видишь, — проговорил Клаус. — А ты вспомни, отец, историю с Нефертити. Ведь Гитлер так и не отдал ее Египту. И ты еще оправдываешь нашу миссию.
— Да, Клаус, оправдываю. Все эти картины, скульптуры — мелочь. В целом наша миссия гораздо возвышеннее. Мы должны подчинить народу-гению малокультурные племена.
— Но зачем народам, или, как ты сказал, племенам, заемная, насильно навязанная чужая культура?
Ты, отец, упускаешь из виду, что история есть движение и творчество. Каждый народ обладает скрытыми духовными силами. И для того, чтобы они проявились, вовсе не нужны меч Гитлера и сталь Круппа. Пушки не рождают культуры, они ее разрушают.
— Только будущие поколения смогут сказать, что есть истинная ценность как созидаемого, так и разрушаемого в этой борьбе. Жертвы забудутся, а настоящая культура восторжествует.
— Ничто не забудется, отец. Память человеческая не грифельная доска, на которой можно что-то написать, а затем стереть. Будущие поколения вряд ли забудут душегубки, миллионы загубленных жизней.
— Прости, Клаус, но твои рассуждения примитивны. Есть высшая правда, высшая необходимость. Конечно, лучше бы обойтись без этих душегубок, концлагерей, разрушений. Но что поделать? Достижение великой цели требует великих жертв. Цель оправдывает средства. Если под никому не нужными египетскими пирамидами полегли многие тысячи рабов, то за великую идею национал-социализма можно пожертвовать бо́льшим. Я не оправдываю жестокость. Большевики сами виноваты. Они упрямы, не хотят подчиниться исторической неизбежности. Немцы идут на Восток для пользы народов Востока. Чем больше большевики противятся нам, тем больше гибнет людей, тем больше гибнет культурных и экономических ценностей. Я и сам не разделяю методов майора Ланге и ему подобных. Бессмысленная жестокость лишь вредит нашему общему делу.
— А осмысленная жестокость лучше?
— Ты, Клаус, еще молод. Жизнь научит тебя иначе смотреть на вещи. Я боюсь за тебя. С такими мыслями ты можешь плохо кончить.
— Я фронтовик, мне нечего бояться. Но…
— Давай лучше прекратим этот пустой разговор, — прервал сына Берк. — Мы с тобой так редко видимся, и всегда между нами эти бессмысленные споры. Ты лучше скажи, дорогой фронтовик, что у нас происходит на Кавказе? Руофф застыл под Новороссийском, ваш горный корпус не в силах преодолеть Главный Кавказский хребет, Клейст не может пробиться к Грозному и Владикавказу. Неужели мы выдохлись?
— Пожалуй.
— Но Геббельс убеждает немцев, что Германия уже почти выиграла войну.
— Жаль, что ему не удается убедить в этом русских.