Герцогиня, завидовавшая дочери и совершенно терявшая голову при мысли, что может лишиться почестей, к которым успела привыкнуть, написала под диктовку Конроя новое письмо премьер-министру лорду Мельбурну. В нем она требовала, чтобы в случае смерти короля ее назначили регентшей до исполнения Виктории двадцати одного года. По ее словам, принцесса пока еще была совершенно не способна самостоятельно править страной.
В свою очередь, Вильгельм IV отправил в Кенсингтонский дворец своего лорда-камергера Конингема с посланием для Виктории, которое «дьявольская парочка» попыталась перехватить. Но лорд Конингем высокомерно заявил, что имеет приказ передать послание принцессе в собственные руки. Король даровал Виктории на личные нужды ренту в размере 10 тысяч фунтов стерлингов и право по своему усмотрению выбирать себе придворных дам. Конрой самолично написал ответ, отклоняющий эти подарки, и следующим же утром заставил принцессу подписать его. «Эти слова исходят не от Виктории!» — с горечью воскликнул король.
Но вот наступил знаменательный день. Впервые ее день рождения был объявлен национальным праздником. В Кенсингтоне над кустами цветущего боярышника реяло белое знамя, на котором золотыми буквами было выведено «Виктория». Весь день под окнами замка распевали серенады, а во дворе было тесно от карет. Именитые посетители явились, чтобы записать свои имена в гостевой книге дворца, и среди них было имя «милейшего Лабланша». Из крупнейших городов страны прибыли делегации либералов и радикалов, чтобы обратиться с поздравительными речами к будущей королеве и выразить ей свои надежды и пожелания. «Мы счастливы так же, как птички на ветках», — уверял ее некий мистер Поттер, основатель Кобден-клуба. В ответ на поздравления уставшая и нервная герцогиня к крайнему смущению Виктории вдруг заговорила со своим сильным немецким акцентом «о тех важных задачах, которые она не успела выполнить в Германии, где ей пришлось оставить других своих детей». Но и на сей раз принцесса уступила ей пальму первенства: «Благодарю вас всех за вашу любезность. Моя мать прекрасно выразила то, что я сейчас чувствую».
Вечером в Сент-Джеймсском дворце Вильгельм IV дал в ее честь большой бал. Улицы столицы были празднично украшены и ярко освещены. Толпа радостно приветствовала наследницу престола. «Я впервые была с плюмажем и шлейфом. Гостей собралось больше трех тысяч», — писала она Феодоре. Но сам король на балу не присутствовал. Ему был семьдесят один год, и он страдал от тяжелой болезни сердца, осложненной водянкой. Единственным его желанием было увидеть в последний раз закат солнца 18 июня, в годовщину битвы при Ватерлоо. И оно сбылось. Он уже не мог сидеть во главе стола на банкете в честь великой победы, но зарылся лицом в складки знамени, которое Веллингтон каждый год подносил своему государю в благодарность за подаренный ему за его подвиги замок.