Она рассказывала ему о том, как ее третировали мать с Конроем, и делилась своими сомнениями. Она считала себя невежественной и глупой: «Я часто думаю о том, что не создана для этой роли». — «Даже не думайте об этом», — сказал он. Она жаловалась на свою нетерпеливость: «Я позволяю себе, к моему большому сожалению, срывать гнев на слугах». Он ответил, что люди «холерического темперамента никогда не могут полностью владеть собой и время от времени, вопреки собственному желанию, взрываются». Ее рост едва доходил до полутора метров, и она сожалела, что уродилась такой маленькой: «Все растут, а я нет». — «Что касается меня, то я нахожу вас достаточно высокой», — уверял ее премьер-министр. Ей не нравились ее брови, они казались ей слишком тонкими, и она хотела сбрить их, чтобы, отрастая заново, они стали гуще. «Не советую вам этого делать», — сказал Мельбурн. Она унаследовала пухлые ручки герцогини с толстенькими пальчиками, которые прикрывала — даже большие пальцы — массивными перстнями, они всю жизнь будут мешать ей есть. «Так только хуже, потому что они сразу бросаются в глаза», — заметил он. Она встала на весы и увидела, что весит пятьдесят один килограмм. «Ешьте лишь тогда, когда вы голодны», — посоветовал он. «Но тогда я буду есть весь день напролет!» — жалобно воскликнула Виктория.
Они часами могли разговаривать друг с другом и потешаться над чем угодно. Она терпеть не могла оборки и шляпы с перьями, которые обожала ее мать. Он соглашался с ней и находил, что англичанки не умеют одеваться: «Их платья плохо сидят и совсем не идут им». Она призналась, что суеверна и что было время, когда она боялась разной ночной нечисти. На что он сказал, что ему доводилось видеть привидения. Она удивилась, что он не носит часов. Он расхохотался в ответ: «Обычно я спрашиваю время у своего слуги, и он отвечает мне так, как ему заблагорассудится». Он умел рассмешить ее и в беседах с ней высказывался так же свободно, как в своем клубе, что Викторию вовсе не смущало. Она смеялась даже тогда, когда он сказал ей о немцах: «Я высоко ценю их талант, но отнюдь не красоту».
В своем дневнике она с укоризной отмечала, что на завтрак он проглотил три котлеты и целую куропатку. Но когда он рассказал ей, что, будучи учащимся Итона, носил длинные волосы, она записала: «Должно быть, он был очень красив!» Она сочувствовала его несчастливому супружеству: «Какой ужас, что жена чуть не погубила его жизнь, а ведь ей следовало бы гордиться тем, что она могла бы сделать счастливым такого человека». Она упрекала его в том, что он подвергал свою жизнь опасности, стоя во время грозы под деревом. А когда она однажды упала у него на глазах с лошади, он сильно побледнел и без конца переспрашивал ее: «Вы уверены, что с вами все в порядке?»