Моя убежденность в высмеивании этих идей основана не просто на знании фактов о современных животных. Очевидно, что если бы она основывалась только на этом, кто-то мог бы возразить, что в Кембрии ситуация была иной. Нет, аргумент против дальних прыжков Кауфмана или прыжков уровня типа Лики и Льюина, является теоретическим, и чрезвычайно сильным. Он заключается в следующем. Даже если бы мутации такого гигантского масштаба происходили, потомство не выжило бы. Это принципиально, потому что, как я уже говорил прежде, существует много способов быть живым, но есть почти в бесконечно раз больше способов быть мертвым. Небольшая мутация, представляющая собой незначительный шаг в сторону от родителя, который доказал свою способность выживать тем, что является родителем, имеет хорошие шансы на выживание по той же причине, и может даже быть улучшением. Гигантская мутация уровня типа — прыжок в дикую голубую даль. Я сказал, что совершившая дальний прыжок мутация, о которой мы говорим, была бы столь же значительной, как и мутация от моллюска к насекомому. Но она, конечно, никогда не могла бы прыгнуть от моллюска к насекомому. Насекомое — чрезвычайно точно настроенная единица механизмов выживания. Если бы родитель моллюск породил новый тип, скачок был бы случайным скачком, как и любая другая мутация. И вероятность того, что случайный скачок такого масштаба произведет насекомое, или что-угодно, у чего есть хоть минимальные шансы на выживание, достаточно мала, чтобы полностью сбросить ее со счетов. Шанс, что оно будет жизнеспособным, ничтожно мал, независимо от того, насколько заполнена экосистема, как широко открыты в ней ниши. Прыжок уровня типа был бы фиаско.
Я не верю, что авторы, которых я цитирую, действительно верят в то, что, похоже, говорят их напечатанные слова. Я считаю, что они были просто опьянены риторикой Гулда и не осмыслили ее. Весь смысл цитирования их в этой главе — проиллюстрировать способность вводить в заблуждение, которую умелый поэт может невольно проявить, особенно если он сначала ввел в заблуждение себя. И поэзия кембрия как благословенного рассвета инноваций несомненно обманчива. Кауфман полностью увлекся ею:
Вскоре после того, как были изобретены многоклеточные формы, разразился великий взрыв эволюционной новизны. Каждый может почти ощутить дух многоклеточной жизни, радостно пробовавшей все ее возможные ветвления в своего рода диком танце беспечного исследования.
«Дома во Вселенной» (1995).
Да. Каждый действительно приобретает именно это ощущение. Но он приобретает его из риторики Гулда, а не из фактов кембрийских ископаемых или трезвого рассуждения о эволюционных принципах.