Напрасно Каспар уговаривал его не делать этого; чем больше он умолял друга отказаться от этого отчаянного предприятия, тем больше горячился Фальк, и добрый слабый человек согласился, наконец, сопровождать его и помочь ему привести в исполнение его план. У обоих больно сжалось сердце, когда они обмотали веревкой рога красивой коровы, — их последнего достояния, — которую они вырастили из теленка и до сих пор не продавали, потому что не могли примириться с мыслью отдать ее в чужие руки. Но злой дух, овладевший Вильмом, задушил в нем все лучшие чувства, а Каспар не умел ему противиться. Был сентябрь месяц, и начались длинные ночи шотландской зимы. Гонимые суровым вечерним ветром, тяжело катились ночные облака, громоздясь, как айсберги в Мальстреме, глубокие тени заполняли пропасти, и неясные русла рек казались черными и страшными, как адские бездны. Фальк шел впереди, а за ним следовал Штрумпф, содрогаясь от своей собственной смелости, и слезы наполняли его печальные глаза, когда он взглядывал на бедное животное, так доверчиво и бессознательно шагавшее навстречу своей близкой смерти, которая предстояла ему от руки до сих пор кормившей его. С трудом достигли они узкой болотистой долины, поросшей кое-где мхом и вереском, усеянной крупными камнями и окруженной цепью диких гор, терявшихся в сером тумане; редко сюда ступала нога человека. По колеблющейся почве приблизились они к большому камню, с которого, клекоча, взлетел на воздух вспугнутый орел. Бедная корова глухо замычала, словно сознавая весь окружающий ужас и чуя предстоящую ей судьбу. Каспар отвернулся, чтобы вытереть быстро лившиеся слезы; он заглянул в расселину скалы, в которую они вошли и откуда доносился до них отдаленный шум морского прибоя, потом взглянул на вершины гор, где громоздились черные, как уголь, облака и откуда изредка исходило глухое ворчание. Когда он опять посмотрел в сторону Вильма, тот только что привязал несчастную корову к камню и стоял с занесенным топором, готовясь убить красивое животное.
Это было нестерпимо; решение Каспара подчиниться воле друга пошатнулось; ломая руки, упал он на колени.
— Ради бога! Вильм Фальк! — закричал он голосом, полным отчаяния. Пожалей себя! Пожалей корову! Пожалей и себя и меня! Спаси свою душу, свою жизнь! А если ты все-таки не боишься искушать бога, то подожди до завтра и принеси в жертву лучше другое животное, чем вашу милую корову.
— Каспар, ты с ума сошел! — как безумный, закричал Вильм, все еще не опуская занесенный топор. — Я должен пожалеть корову и умереть с голоду?