Я не стала говорить ему, что чувствую себя так, будто внутри у меня все выжжено.
Если в течение дня я еще как-то с собой справлялась, то по ночам моя тоска по доктору Эммануэлю Родригесу становилась невыносимой. Я чувствовала себя измученной, обессилевшей и в то же время не могла спать. Я представляла себе, чем он сейчас может заниматься. Вот он сидит у себя в кабинете за столом и работает. Вот он в спальне, лежит на спине, но глаза его открыты. Я все время разговаривала с ним — очень тихо, чтобы не услышала тетя Сула. Я просила, чтобы он приехал ко мне или прислал за мной. Я просила у него прощения и говорила, что тоскую по нему всем сердцем. Я думала о детях; спрашивают ли они, куда я делась, и что он им отвечает? Я считала дни: сколько я уже провела в Тамане и сколько мне еще осталось. Лежа без сна и размышляя обо всем, что привело меня сюда, я не знала, как я все это выдержу.
Я знала, что тетя Сула мне рада. Не раз и не два она повторяла:
— Я не знаю, что заставило тебя приехать, и я ни в коем случае не хочу видеть тебя несчастной, но, по крайней мере, что касается меня, то я очень счастлива, что ты здесь.
Так тянулась моя жизнь в Тамане. Дни проходили — один за другим, один за другим. А я все ждала, и ждала, и ждала. Но никаких вестей от доктора Эммануэля Родригеса не было.
Однажды после полудня с холма к домику тети Сулы скатилась Долли, нетерпеливо восклицая:
— Селия! Селия!
Я только что закончила мыться, еще не успела высушить волосы и застегнуться. Тетя Сула дремала в кресле, когда в гостиную ворвалась разгоряченная сияющая Долли.
— Вот, смотри, что тебе пришло! — Она помахала в воздухе конвертом.
И мое сердце забилось, как птица в клетке.
На конверте не было никаких почтовых отметок. Мое имя было написано черными чернилами. Не обращая внимания на тетю Сулу и Долли, я вскрыла письмо.
Дорогая Селия,
Пожалуйста, извини за почерк. Это моя третья попытка. Другие были неудачными, теперь ты понимаешь, почему в школе я был на плохом счету. Пишу, чтобы узнать, как ты поживаешь. Я спрашивал Марву, когда ты вернешься, но она не знает. Так что я надеюсь, ты сама мне скажешь.
Твой, Вильям.
P.S. На прошлой неделе я посмотрел «Жижи»[30]. Девушку играла Лесли Кэрон, и она напомнила мне тебя.
Тетя Сула привстала с кресла:
— Все в порядке?
Довольно резким голосом — хоть и непреднамеренно — я ответила: нет, но разве я могла ожидать чего-то другого? — и выбежала из дома. Я слышала, как Долли зовет меня, но не остановилась. Я добежала до конюшен, обогнула большой дом, побежала дальше, мимо навесов, где хранилось какао. Я поднялась на вершину холма, промчалась между тенистыми деревьями какао к границе поместья и выбежала за ворота. Там, на дороге, я перешла на шаг. Я шла очень быстро, как будто за мной кто-то гнался. Я прошла мимо ореховой рощи, мимо скалистого участка, где сверху свисали белые цветы «ангельских труб», и дошла до водопада. Какие-то люди сидели на траве и ели; я увидела дымок от костра. Кто-то сказал «Добрый день», но я не ответила. Я продолжала идти, я дошла до ручья, где когда-то видела купавшихся ребятишек. Я шла, пока край неба не начал темнеть, и я поняла, что у меня нет другого выхода, кроме как вернуться назад.