— Так чей это ребенок, Вильяма или Родригеса?
Миссис Шамиэль стояла на ступеньках.
Меня обдало жаром.
— Не пытайся меня обмануть. И можешь не отвечать, твое молчание говорит за тебя.
Я с тоской посмотрела на ворота; чтобы добраться до них, мне надо пройти мимо нее.
— Селия, я тебя предупреждала.
— Вильям хочет быть со мной. Я ничего не могу поделать.
— Тогда пусть он будет с тобой где-нибудь в другом месте. Но не в моем доме. Не под моей крышей. И не когда ты беременна от другого.
Она смотрела на меня с ненавистью.
— Чтобы к концу недели тебя здесь не было. Ты все поняла? — И добавила: — И если ты хоть немного привязана к моему сыну, — эти слова вонзились в меня, как ножи, — не говори ему о нашем разговоре.
Она удрученно покачала головой:
— Похоже, беды так и бегают за тобой. Не знаю, за что тебе такое. Но я не хочу, чтобы из-за этого ломалась жизнь моего сына. — Ее голос дрогнул: — Он — это все, что у меня есть.
Миссис Шамиэль поднялась по ступенькам и вернулась в дом.
Весь вечер она старалась не оставлять нас вдвоем. Вильям, казалось, не замечал ничего необычного, но в какой-то момент он вдруг спросил, пойдет ли она навестить Руби. Миссис Шамиэль ответила: нет, к Руби приехали знакомые из Сан-Фернандо; она же предпочитает остаться дома и закончить кой-какие дела.
На ужин миссис Шамиэль подала суп из кукурузной крупы. В желтой жидкости плавали клецки, кусочки мяса и костей. Варево как-то странно пахло, и мне не захотелось его есть. Я вспомнила рассказы тети Тасси: некоторые люди, чтобы отвадить нежеланных гостей, кладут в суп человеческие кости. Извинившись, я вышла из-за стола, сказав, что поем позже. Вернувшись в свою комнатку, я легла и стала рассматривать потолок. На душе у меня было тревожно, как будто должно было случиться что-то плохое. Было очень жарко и душно. Я встала и постояла у окна, надеясь ощутить хотя бы легкое дуновение. До меня донесся какое-то шипение — я не сомневалась, что это змея. Двор казался наполненным странными черными фигурами.
Немного позже ко мне постучался Вильям. Он принес стакан сока гибискуса.
— У тебя все нормально?
Я села на кровати и сделала несколько глотков.
— Да, — сказала я, подозревая, что его мать нас подслушивает. — Я просто ужасно устала, наверно, от жары.
— Да, эта жара уже всем осточертела.
Он перевел взгляд на мои руки, сложенные на животе.
— Селия, все будет хорошо. Не бойся. Ты не должна хоронить себя на Тринидаде. Твое место где-нибудь в Америке или в Европе. Где-нибудь еще. Там, где есть будущее. И я тебе помогу. — И вдруг: — Я верю, что родился для того, чтобы о тебе заботиться.