...И вот ты уже сидишь на скале и смотришь вниз на бесконечные волны, и молишь Бога о том, чтобы нефть в мире не подешевела, чтобы у квартиросъемщика не кончались деньги и, как это ни подло, о том, чтобы Индия всегда оставалась страной третьего мира, где можно спать, есть, заниматься йогой и медитациями, учиться массажу и игре на флейте — и все за триста долларов в месяц.
3. Глава девятая. Нищие МакЛеод Ганджа
— Бабу, бабу-у! — ноет бабушка и сотрясает воздух культями, прося милостыню. А обрубки такие гладкие, словно никогда и не было у нее ни пальцев, ни ладошек.
Каких только нищих нет в МакЛеод Гандже! Любых представьте — безруких, безногих, слепых, изуродованных болезнями — и, можете не сомневаться, все найдутся. Не у автобусной остановки, так возле входа в гостиницу «Тибет», не там, так рядом с храмом Далай Ламы. Но есть среди здешних попрошаек такие, каких и вообразить-то непросто: уродцы с вывернутыми конечностями — они самые страшные! Ползет такой, поспешая за тобой, одна нога торчит от груди пистолетом, другая, переломанная в ста местах, загибается за спину, как хвост скорпиона. А передвигается он на руках. И вот ведь, не отстает ни на шаг, в глаза заглядывает и тянет со счастливой улыбкой: «Бабу, ба-а-абу!»
Ну, какой я, в самом деле, бабу?! В Индии так называют людей степенных и обеспеченных. А я — дерьмо-дерьмом, иду в линялой майке и полотняных штанах, и на ходу жую мандарины. Я уже неделю не могу получить деньги в местном офисе «Маниграма» и потому расплачиваюсь с нищими цитрусовыми. Вот тебе, бабушка, долька. Вот тебе, мальчик, половинка. Держи и ты, дядя! Помолитесь там за меня, кому надо.
4. Глава девятнадцатая. Хозяйка лая
I.
Каждую ночь, выходя на балкон и всматриваясь в густую темноту ночного МакЛеод Ганджа, я клянусь самой страшной клятвой сменить жилье. Снизу, с улочки, ведущей к главной площади и дальше к храму Далай Ламы, и сверху, со склонов гор, справа и слева, из таких же, как мой, ступенями поднимающихся к вершине холма домов, несется яростный собачий лай.
Я ненавижу собак МакЛеод Ганджа и не понимаю, почему местные жители терпят этих тварей. Ну, буддисты, ясное дело, но ведь не мазохисты же! Утром я всматриваюсь в прохожих, пытаясь понять, как им спалось минувшей ночью. Но лица тибетцев невозмутимы.
Я бы давно уже перебрался в другое, более спокойное место, если бы не вид с балкона и не прогулки по лестницам, которые, переносясь от дома к дому, заменяют улочки и придают поселку неповторимую красоту.
К середине дня, бродя по этим лестницам с фотоаппаратом в руках, протискиваясь в щели между домами, норовя сломать шею при очередном спуске по бетонным желобам для стока дождевых вод, я забываю о ночных страданиях и уже не хочу никуда переезжать.