— Это ведь сколько денег нужно было, чтобы все это построить! Откуда твой отшельник их взял?
Виджей снисходительно посмотрел на меня и показал на очередное храмовое строение.
— Это — музей учителя. Пошли!
У входа на каменных досках были выбиты имена жертвователей. На первый взгляд, здесь были сотни имен, а может быть и тысячи.
— В Индии, если ты говоришь с людьми, тебе дают деньги, — нравоучительно сказал мой экскурсовод. — И чем больше людей тебя слушает, тем больше денег ты можешь собрать.
Я не удержался и записал эту фразу в блокнот.
Мы быстро миновали комнаты с личными вещами учителя и подарками от разных знаменитостей и вышли в зал, на стене которого была укреплена доска с биографией Сант Шри Дургачарья. Над доской висел его портрет. Я поднял глаза и застыл в недоумении. С портрета на меня смотрел Джим Моррисон — молодой, улыбающийся и невероятно обаятельный — такой, каким он был до того, как начал пить всерьез.
— Кто это? — только и спросил я.
— Я же вам все время рассказываю о нем, — удивился Виджей. — Учитель. Шри Дургачарья.
— Он умер молодым?
— Не старым. На этой фотографии ему 75, это за год до смерти.
Я еще раз взглянул на портрет и быстро отвел глаза. Джим улыбался так, словно предлагал мне разгадать его тайну.
На выходе мы задержались у киоска с буклетами и книгами. Мое внимание привлекли несколько музыкальных дисков с надписями на хинди.
— Что это за музыка? — я спросил Виджея.
— Учитель писал песни. Так получалось доходчивее. Вот этот диск называется «Зажги свой огонь». Он считал, что все великие учителя — и Будда, и Христос, и Магомет — раздували пламя внутри себя. И в каждом человеке есть искра, которую…
Я не слушал. Я бежал через площадь, через рамку металлоискателя, на волю, и на ходу до боли тер лоб, пытаясь стереть разноцветные поцелуи чужих богов.
10. Глава одиннадцатая. Моя ненаглядная Шанти
I.
Любовь моя! Моя девочка, моя Шанти… Я не верю, что это еще раз случилось со мной. За месяцы, проведенные в Индии, я привык смотреть на все отстраненно: на природу, на города, даже на женщин. Я знал, что все это — не мое. Знал, что закончится путешествие и вместе с ним все исчезнет. Но вот, встретил тебя, и мир перевернулся. Какая уж тут отстраненность! Ты не даешь мне жить, заставляешь метаться в поисках выхода. Уже которую ночь я хожу по комнате и чувствую тебя через стену: ты тоже не спишь, тоже не дышишь, тоже не живешь. Насколько было бы проще, если бы все это случилось в Бостоне!
II.
Похоже, я сошел с ума. Я, как подросток, целыми днями брожу с девочкой-индианкой по тропинке среди манговых деревьев. За неделю я ни разу не поцеловал ее, ни разу не взял за руку, даже просто не коснулся! И при этом мы все время говорим о любви.