— Прости, папочка, — говорит Рая, и я чувствую, как трубка в ее руках накаляется и жжет ей пальцы, — прости, но у меня вторая линия...
— Да черт с ней, — говорю, — с твоей второй линией!.. — И продолжаю, но постепенно до меня доходит, что говорю я в пустую трубку...
Он усмехнулся, выдавил из себя усмешку, глаза его на какой-то миг стали круглыми, жалкими, растерянными. Он взял со стола ломтик сыра, пожевал.
— Хорошо бы сейчас чайку, — сказал он, дрогнув плечами.— Да погорячее. — Он поежился, как будто в спину ему ударил холодный ветер. — Вы не сердитесь, дорогой друг, что я вас так сегодня эксплуатирую?..
В доме было тихо, только старый холодильник зудел, как шмель, да с улицы по временам доносилось истеричное завывание эмердженси, мчащихся кому-то на помощь... Я согрел чайник, налил в чашку, стоявшую перед Ароном Григорьевичем, налил себе и довольно долго ждал продолжения рассказа. Арон Григорьевич потухшими глазами смотрел перед собой, на чашку, на ложечку, которой вяло размешивал сахар. Мне показалось, он устал и держится через силу, сейчас для него самая пора лечь, отдохнуть... Но я не успел ничего сказать, как взгляд его ожил, загорелся, снисходительно-лукавая усмешка изогнула губы и разлилась по лицу.
— Что было дальше?.. Не догадываетесь?.. Попробуйте угадать... Нет?.. А все просто, даже очень и очень просто... Ну?.. Хорошо, тогда слушайте...
То ли через месяц, то ли через два звонит мне Раечка, и голос у нее дрожит и рвется. «Папочка, — говорит она, — ты был прав... А я — дура, идиотка...» Оказывается, позвонила ей из Кельна эта фрау, мамаша Эрика, то есть уже не внучка даже, а дочь того самого фашиста, и то да сё, и какая Риточка славная и милая девочка, то есть «метхен»... Это я чушь говорю, не «метхен», конечно, а «гёрл» или как-то еще, фрау с Раечкой говорили по-английски... Так вот, какая она милая девочка и какой милый мальчик — ее сын... Но она, Раечка, должна понять, что если дело дойдет до брака, то это... А Эрик говорит об этом, да-да... То это может впоследствии отразиться на его карьере... О, нет, Германия — демократическая страна, прежние предрассудки никогда в нее не вернутся, с прошлым покончено... И однако — у них семья потомственных военных, и Эрику, возможно, предстоит продолжить эту линию, а военная среда консервативна, и она как мать тревожится за будущее сына... И надеется, очень и очень надеется, что она, Раечка, ее поймет, ведь евреи — такой умный народ... Умный трудолюбивый, с прочными семейными устоями, и если говорить о ней самой, то она была бы рада и счастлива...