– Почему?.. – спросил он и не услышал собственного голоса.
– Забудь, и все! – Она отвернулась, словно желая пресечь все попытки выяснить их отношения.
– Но почему? – Он ничего не понял, он был не то что огорошен, он был раздавлен в лепешку.
– Смысла не вижу. – Она отстраненно посмотрела в окно, за которым добровольцы катили миномет и тащили ящики со снарядами.
– Но почему? Почему? – Он схватил ее за худые плечи и даже встряхнул, ему нужно было достучаться до ее сердца. – Разве я тебя чем-то обидел или произошло что-то, чего я не понял?
– Что-то… – сказала она со скрытым упреком, и опять он ничего не понял, хотя какая-то смутная догадка шевельнулась в нем, как холодная снулая рыба.
– Я тебя не пойму! – воскликнул он, оборачиваясь к входу, потому что там кто-то ходил. Должно быть, Сашка Тулупов, который страдал от одиночества.
– Ну и не надо. – Она освободилась из его объятий. – Я с тобой просто потешилась. Можешь успокоиться, все прошло.
Он подумал: Господи, зачем мне эта мука? В жизни он часто ее испытывал, но никак не мог к ней привыкнуть. Вечное непонимание, вечные упреки, вечная игра «кто кого». Надоело все, подумал он с тоской, не зная, что ему делать. Хотелось совершить что-то из ряда вон выходящее, но, конечно, он ничего не совершил, потому что не знал, что именно следует совершить.
Где-то далеко-далеко и тонко, как комар, зудел вертолет. Потом, должно быть, за рекой взревели двигатели, но тотчас смолкли. И тут же под стеной дома грянул тяжелый миномет, и мина летела долго-долго, пока не разорвалась за рекой. Наверное, это демонстрация силы, подумал Костя, но какое мне до этого дело?
Завета резким движением откинула волосы со лба и почти гневно посмотрела не него. Все шло своей чередой, событие за событием, последовательность которых нельзя было ничем прервать, словно все было заранее где-то и кем-то предопределено, прописано на веки вечные. Только Костя в этом ничего не понимал. В случае с Елизаветой все повторялось, как со всеми другими женщинами, словно он не мог выбраться из заколдованного круга: влюбленность, надежда, расставание.
– Я с тобой все время разговариваю, когда монтирую материал, когда искал Сашку, – сказал он в отчаянии, признав свою капитуляцию, – только ты не слышишь…
– Может быть, я и не хочу, – ответила она терпеливо и снова посмотрела на него так, что сердце у него сладко сжалось. – Может, мне ничего этого не надо?
– Ты обиделась? – спросила он, ничего не понимая, и взял ее за руку. – Ну скажи, я все приму.
– Ничего ты не примешь, если до сих пор не принял, – с каким-то разочарованием в голосе произнесла она и закусила губу.