Однако лживость промилкеновской «пиар»-пропаганды становилась все более очевидной. Привлечение Милкена к суду повлекло за собой новую волну свидетелей, заключивших сделки с государственным обвинением. Наибольшую пользу из них принес, надо полагать, Дэвид Соломон, который дал исчерпывающие показания о своих махинациях на пару с Милкеном в случаях с Finsbury и MacPherson и о других преступлениях. Рид Хармон – еще один служащий отдела в Беверли-Хиллз, вовлеченный в операции Боски, – был защищен иммунитетом и тоже дал показания. Операции Милкена с Columbia Savings and Loan, включая противозаконные сделки ради налоговых послаблений, стали предметом интенсивного расследования.
В марте 1989 года состоялся первый судебный процесс по делу, возбужденному на основании показаний Ливайна и Боски, – суд над Лайзой Джонс, обвиняемой в лжесвидетельстве. Линия защиты, выстроенная ее адвокатом Брайаном О'Нилом, не содержала, по большому счету, ничего, кроме попытки вызвать у присяжных заседателей сочувствие к молодой женщине, некогда убежавшей из дома. Джонс заняла место для дачи свидетельских показаний и, плача, сказала присяжным следующее: «На заседании большого жюри мне стало страшно… Я думаю, что я отвечала на вопросы неправильно просто потому, что не помнила, как все было на самом деле». Суду присяжных потребовалось всего четыре часа, чтобы признать Джонс виновной по всем пунктам: пяти – в лжесвидетельстве и двум – в препятствовании отправлению правосудия. При чтении вердикта Джонс рыдала. В комментарии, явно адресованном другим, потенциальным свидетелям, Романе, в частности, сказал, что государственные обвинители относятся к лжесвидетельству «очень серьезно».
Предстояло, однако, намного более важное разбирательство – суд над Риганом и сообвиняемыми по делу PrincetonNewport. Прежде сторонники Милкена часто говорили, что они не думают, что присяжные смогут понять столь сложные финансовые дела. Судебный процесс начался в июне, длился пять недель, и даваемые на нем показания зачастую были утомительными и трудными для понимания. Присяжные прослушали дюжины пленок, изъятых во время облавы на штаб-квартиру Princeton-Newport. Свидетелями на процессе были уволенный из фирмы Уилл Хейл и, что имело более важные последствия, Фред Джозеф. Как свидетель обвинения в федеральном суде Джозеф разъяснил правила внутреннего распорядка Drexel, запрещавшие торговать ценными бумагами клиентов.
Присяжные совещались всего лишь два дня – относительно малый промежуток времени, учитывая сложность 64 самостоятельных пунктов обвинительного акта. Подсудимые увидели в этом признак того, что их оправдают; Джеймс Риган же никогда и не сомневался, что никакой суд присяжных не признает его виновным. Как сказал в своем заключительном слове Картушелло, подсудимые были, помимо всего прочего, виновны в «высокомерной убежденности в том, что все настолько запутанно и специфично, что никто не сможет свести разрозненные факты воедино».