— Да, — хмыкнул Чесноков. — Террористы добились обратного эффекта. Того и гляди, завтра все эти ребята снова появятся на политической арене. Конечно, они не преминут воспользоваться случаем, чтобы напомнить о себе.
— У нас есть только один выход, — продолжил Третьяков, вновь склоняясь над схемой. — Попробовать убедить террористов, что все это — лишь меры необходимой предосторожности. Правда, они вряд ли поверят.
— Может быть, стоит ввести временную цензуру на телевидении? — нерешительно предложил Трошин. — Я помню, на время прошлогоднего прецедента цензура была введена.
— Личным приказом Президента, — отрезал Ледянский. — Я же как командующий операцией не уполномочен отдавать подобных приказов. В моей власти отдать приказ на начало штурма, а цензура... Этого я не могу.
— А если попросить Президента?
— Он не согласится, — заметил, не поворачиваясь, Третьяков. — Им сейчас необходимо во всеуслышание выкрикивать патриотические лозунги, чтобы никто не успел всерьез задуматься о смысле действий террористов. Общественное мнение должно быть на их стороне.
— Но если погибнут заложники, общественность будет возмущена. Это ведь не война, черт побери!
— Совершенно верно. Не война. Общественность будет просто рвать и метать. Президент, кстати, тоже. И лица, ответственные за гибель заложников, сиречь за неудачный штурм, понесут заслуженное наказание. Вплоть до уголовной ответственности. Надеюсь, я достаточно ясно выражаюсь?
— Вы хотите сказать, что в гибели заложников обвинят нас? — мрачно спросил Четвертаков.
Я всегда говорю именно то, что хочу сказать, — Третьяков подумал и добавил медленно: — Причем в своем негодовании они будут абсолютно искренни, уверяю вас. — И тут же переключился на Чеснокова: — Полковник, а рядом с башней нет водосточных или канализационных люков? Нет? Жаль.
— Повестки как повестки, — Сергеев покрутил листки в руках. — Ничего особенного. Мне, когда в военкомат вызывают, такие же выписывают.
— Видишь ли, Боря. У них дома порядок — с ума сойти. Как в правительственной больнице. Стерильность полная. Илья Викторович говорит: мать лишние бумажки сразу отправляет в ведро. А эти — ненужные уже, заметь! — повестки сохранила. Почему?
— Да мало ли причин.
— Нет! Для того, чтобы это оценить, надо увидеть их квартиру. Скорее всего их сохранили специально. По настоянию Дмитрия. Он ведь родителям ничего о своих визитах не рассказывал, хотя и возвращался мрачный.
— И что дальше?
— За этими повестками что-то такое, из-за чего Дмитрий решил их не выбрасывать. Что-то очень важное.