— Я не умею, мне нельзя, — сказал я ей.
— Как не можешь? — спросила она гневно. — Ты что, креститься не умеешь? Разве ты собака или кот, а не человек?
И она громко рассмеялась…
…Так я познакомился с Шурой.
Это была та самая Шура Ястребцова, из-за которой в продолжение многих лет шла потом между тремя дворами ожесточенная война».
* * *
А вот каким запомнился Майдан сестре Самуила Яковлевича, Юдифи:
«Окраина Острогожска. Майдан. Мне около трех лет. Рано утром мама идет на базар. В руке у нее большое ведро. Зая — моя сестра — говорит, что в ведре мама принесет вишни и сварит варенье, а потом на ужин нам будут давать по целому блюдцу варенья с хлебом.
Перед уходом мама просит нашего старшего брата Сёму хорошенько за нами присматривать, а то мы еще убежим за ворота или на задний двор, где мусорная яма…
Потом Сёме надоедает играть „в человечки“».
В голове Сёмы возникали новые и новые игры:
Среди пустынного двора
У нас, ребят, идет игра.
Кладем мы кучку черепков,
Осколков кирпича —
И городок у нас готов:
Дома и каланча.
Из гладких, тесаных камней
Мы строим город покрупней,
А из дощечек и коры
Деревню — избы и дворы.
…Бегут дороги и пути
Через поля, холмы.
Бегут и вдоль и поперек
Пустынного двора.
А этот двор, как мир, широк,
Пока идет игра!
Вот еще из воспоминаний Юдифи Яковлевны:
«— Хотите, я вам покажу голубей, которые живут на чердаке? — спрашивает он.
— А мама нам не позволяет ходить на задний двор, там мусорная яма, — говорит Зая (сестра Маршака. — М. Г.).
— Конечно, без старших ходить туда нельзя. Но вы же не одни, вы идете со мной.
И мы отправляемся на задний двор.
Там, в старом разрушенном доме, с выбитыми стеклами, с шаткой лестницей, живут одни только голуби…
Не успевает Сёма подняться наверх, как уже снова спускается в овраг вместе с Моней. Моня тоже наш брат. Он уже совсем большой, даже старше Сёмы. Когда мы ему мешаем заниматься, он очень сердится. Ведь у него скоро экзамены.
— Ну, что у вас тут случилось? — говорит Моня и морщит лоб совсем как взрослый. — Где у тебя болит? — спрашивает он у меня».
Отца, с раннего утра и до позднего вечера занятого нелегкой работой, дети видели нечасто.
Редко видел я лоб этот кроткий
Без морщины тревог и забот
В те часы, когда вечер короткий
Оставлял нам для встречи завод.
Больно дрались отцы на слободке.
Мы не знали ни палки, ни плетки.
Наш отец нас ни разу не бил.
Человек он был строгий, но кроткий.
И хорошую книжку любил.
Возвращение отца домой, порой поздним вечером, было для всех радостью. Однажды, придя с работы, он увидел, что Сёма что-то старательно записывает в тетрадь. Прочел: