Монк отбросил пустую бутылку в сторону и указал на Софи.
— Разбуди её.
— Пусть спит.
— Ты хочешь, чтобы это сделал я?
— Софи больна. Если тебе нужна от неё помощь, дай ей отдохнуть.
Монк угрюмо кивнул.
— А что у неё с лицом?
— Разве это не твоих рук дело? — спросил я, пытаясь вызвать его на разговор. — Разве не ты недавно вломился в её дом?
Его тёмные глаза на мгновение вспыхнули. На широком лбу образовались глубокие морщины.
— Что, и в этом тоже виноват я? Но как же так… — Он обхватил руками бритую голову, понизив голос до невнятного бормотания.
— Что с тобой? Отвечай! — строго произнёс я, забыв об осторожности.
— Не могу вспомнить! — вскрикнул он, стуча ладонями по голове. — Стараюсь, стараюсь, но не могу. Вот ты доктор, значит, должен знать, что со мной!
— Тебе нужен специалист. И может, не один.
— Да, знаю я этих специалистов! — в отчаянии бросил он, брызгая слюной. — Сволочи в белых халатах, что они знают?
На сей раз у меня хватило ума промолчать. А Монк, успокоившись, снова посмотрел на спящую Софи.
— Она твоя подружка? Любимая женщина?
Я промолчал, но Монку мой ответ, кажется, был не нужен.
— У меня тоже была подружка, — продолжил он, сжимая ладонями затылок. — И я её убил. Понимаешь, убил любимую женщину.
Сирота с рождения, изгнанник — такая вот судьба выпала Джерому Монку. Он рос, стесняясь своего уродства и страшась сверхчеловеческой силы. Его пару раз брали в семьи на воспитание и вскоре отказывались, потому что не могли установить с ним контакта. К пятнадцати годам Монк понял, что в его жизни уже ничего не изменится. Он был сильнее почти любого взрослого мужчины, и насилие стало его второй натурой.
Вскоре начались припадки и провалы в памяти. Монк этого не осознавал. Чаще всего припадки случались ночью, и утром он чувствовал странную сонливость и удивлялся непонятно откуда взявшимся ссадинам на руках. Затем Монк попал в тюрьму для несовершеннолетних, там-то всё в полной мере и проявилось. Его ночные приступы приводили сокамерников в ужас, особенно жуткий, безумный смех. Его пробовали успокоить, но это заканчивалось мордобоем. На следующее утро он ничего не помнил и не верил, когда ему рассказывали.
Постепенно Монк полностью изолировался от людей и стал более агрессивным. Просить помощи ему не приходило в голову, и он бы всё равно её не принял, даже если бы предложили. Но её не предлагали. Тюремные психологи однозначно определили его как социопата, поведение которого не поддаётся коррекции. И не надо было долго над этим размышлять. Стоило лишь один раз взглянуть на этого урода, и диагноз был ясен.