Глаза Петера Телеборьяна расширились.
— Остановитесь… эта информация засекречена. Откуда вы взяли журнал?
— Я его получила от одного журналиста из журнала «Миллениум». То есть этот документ больше не является тайной, он просто валяется у них в редакции. Мне, возможно, следует сказать, что выдержки из него публикуются в номере «Миллениума», который выходит сегодня. Поэтому я считаю, что суду тоже следует дать возможность на него взглянуть.
— Это незаконно…
— Нет. Лисбет Саландер дала согласие на публикацию выдержек. Моей подзащитной нечего скрывать.
— Ваша подзащитная признана недееспособной и не имеет права самостоятельно принимать подобные решения.
— К признанию ее недееспособной мы еще вернемся. Но сперва разберемся с тем, что с ней происходило в клинике Святого Стефана.
Судья Иверсен нахмурил брови и принял протянутый Анникой Джаннини журнал.
— Для прокурора я копии делать не стала. С другой стороны, он получил эти документы, подтверждающие нарушение прав личности, еще месяц назад.
— Каким образом? — поинтересовался Иверсен.
— Прокурор Экстрём получил копию этого засекреченного журнала от Телеборьяна во время совещания у него в кабинете в субботу четвертого июня этого года, в семнадцать ноль-ноль.
— Это правда? — спросил Иверсен.
Первым побуждением прокурора Экстрёма было все отрицать, но потом он подумал, что у Анники Джаннини могут быть доказательства.
— Я попросил разрешения прочесть журнал, при условии соблюдения служебной тайны, — признался Экстрём. — Мне требовалось убедиться в том, что история, поведанная Саландер, соответствует действительности.
— Спасибо, — сказала Анника Джаннини. — Следовательно, мы получили подтверждение тому, что доктор Телеборьян не только распространяет ложные сведения, но еще и преступил закон, выдав журнал, который, по его собственному утверждению, имеет гриф секретности.
— Мы берем это на заметку, — сказал Иверсен.
Судья Иверсен вдруг насторожился. Анника Джаннини только что весьма необычным образом жестко атаковала свидетеля и уже свела на нет важную часть его показаний. И она утверждает, что может документально подтвердить все свои заявления. Иверсен поправил очки.
— Доктор Телеборьян, можете ли вы, исходя из написанного вами собственноручно журнала, ответить мне, сколько суток Лисбет Саландер пролежала привязанной ремнями?
— Я совершенно не помню, чтобы цифра была столь значительной, но раз в журнале так сказано, я должен этому верить.
— Триста восемьдесят одни сутки. Разве такая цифра не носит исключительный характер?
— Да, необычно много.