— Следуйте за мной, — пригласила Серая.
Логово цоистов находилось в подвале. Серая отворила металлическую дверь. Терпкий дух человеческого жилья заструился вверх по лестнице. Я вошел, следом —Марина, и уже за нами —Устин с Ярославом.
Это было большое помещение с черными стенами и закопченным потолком; у дальней стены возвышалась статуя человека с гитарой, украшенная бусами из человеческих черепов; в углах —груды тряпья, должно быть, служащие цоистам постелью. Посреди помещения горел костер, у которого грелись двое. Еще трое сидели на коленях рядом со статуей, но, как только мы вошли, они вскочили на ноги и все как один уставились на нас.
— Братья и сестры, — обратилась к ним Серая. — Это…
— Андрей.
— Марина.
— Андрей и Марина едва не погибли, и мы решили привести их сюда.
— Лучше бы пожрать принесли!
— А тебе бы, Антон, только жрать да жрать, — заметила Серая, строго глядя на длинноволосого парня со сломанным носом. — Лучше бы ты чаще молился!
— Он молится, — словно оправдываясь, сказала пожилая женщина, стоящая рядом с Антоном. — Он молится, госпожа!
Госпожа! Так вот, значит, кто здесь главный. Впрочем, это можно было понять и раньше по горделиво-холодному тону, с которым Серая разговаривала с Устином и Ярославом.
— Располагайтесь, — кивнула мне Серая. — Вы теперь под защитой стен Храма великого Цоя.
— Цой —жив! — эхом отозвались сектанты.
— Апрель, помоги мне раздеться.
Апрель, невысокая белокурая девушка, бросилась к госпоже. Она приняла у Серой короткую шубу, — та осталась в свитере, четко очерчивающем небольшую грудь. Сняла с нее шапку. Череп Серой был голым, как яйцо; на макушке, плавно переходя в затылок, расположилось вытатуированное изображение все того же длинноволосого гитариста.
— Вы, должно быть, голодны?
— Да, — поспешно признался я.
— Рудольф!
— Моя госпожа?
Из светового круга выступил коренастый мужик. Он, набычившись, посмотрел на меня. В плотоядном блеске этих желтоватых глаз я узнал собрата —игрока. Возможно, этот Рудольф никогда не был в Джунглях, но ему явно знакома борьба за Теплую Птицу, в которой он, похоже, преуспел, не останавливаясь ни перед чем.
— У нас есть что-нибудь съестное, Рудольф?
— Сухари, госпожа, да и тех немного.
— Дай им по одному.
По тому, как изменился, — смягчился, потеплел —взгляд Рудольфа, когда он посмотрел на свою госпожу, я понял: эти двое любовники. И тогда мне стало ясно, как именно устроена эта секта. В основе ее —страх, а вовсе не вера. Все эти Ярославы, Устины, Антоны смертельно боятся Рудольфа, который в своем изодранном тулупе, надетом мехом наружу, похож на зверя, только что покинувшего Джунгли.